Page 452 - Рассказы. Повести. Пьесы

Варя. Вы, Петя, расскажите лучше о планетах.
Любовь Андреевна. Нет, давайте продолжим вчерашний разговор.
Трофимов. О чем это?
Гаев. О гордом человеке.
Трофимов. Мы вчера говорили долго, но ни к чему не пришли. В гордом человеке, в
вашем смысле, есть что-то мистическое. Быть может, вы и правы по-своему, но если
рассуждать попросту, без затей, то какая там гордость, есть ли в ней смысл, если человек
физиологически устроен неважно, если в своем громадном большинстве он груб, неумен,
глубоко несчастлив. Надо перестать восхищаться собой. Надо бы только работать.
Гаев. Все равно умрешь.
Трофимов. Кто знает? И что значит — умрешь? Быть может, у человека сто чувств и
со смертью погибают только пять, известных нам, а остальные девяносто пять остаются
живы.
Любовь Андреевна. Какой вы умный, Петя!..
Лопахин (иронически) . Страсть!
Трофимов. Человечество идет вперед, совершенствуя свои силы. Все, что
недосягаемо для него теперь, когда-нибудь станет близким, понятным, только вот надо
работать, помогать всеми силами тем, кто ищет истину. У нас, в России, работают пока очень
немногие. Громадное большинство той интеллигенции, какую я знаю, ничего не ищет,
ничего не делает и к труду пока не способно. Называют себя интеллигенцией, а прислуге
говорят «ты», с мужиками обращаются, как с животными, учатся плохо, серьезно ничего не
читают, ровно ничего не делают, о науках только говорят, в искусстве понимают мало. Все
серьезны, у всех строгие лица, все говорят только о важном, философствуют, а между тем у
всех на глазах рабочие едят отвратительно, спят без подушек, по тридцати, по сорока в одной
комнате, везде клопы, смрад, сырость, нравственная нечистота… И, очевидно, все хорошие
разговоры у нас для того только, чтобы отвести глаза себе и другим. Укажите мне, где у нас
ясли, о которых говорят так много и часто, где читальни? О них только в романах пишут, на
деле же их нет совсем. Есть только грязь, пошлость, азиатчина… Я боюсь и не люблю очень
серьезных физиономий, боюсь серьезных разговоров. Лучше помолчим!
Лопахин. Знаете, я встаю в пятом часу утра, работаю с утра до вечера, ну, у меня
постоянно деньги свои и чужие, и я вижу, какие кругом люди. Надо только начать делать
что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей. Иной раз, когда не спится,
я думаю: господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и,
живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами…
Любовь Андреевна. Вам понадобились великаны… Они только в сказках хороши, а
так они пугают.

В глубине сцены проходит Епиходов и играет на гитаре.

(Задумчиво.) Епиходов идет…
Аня (задумчиво) . Епиходов идет…
Гаев. Солнце село, господа.
Трофимов. Да.
Гаев (негромко, как бы декламируя) . О природа, дивная, ты блещешь вечным
сиянием, прекрасная и равнодушная, ты, которую мы называем матерью, сочетаешь в себе
бытие и смерть, ты живишь и разрушаешь…
Варя (умоляюще) . Дядечка!
Аня. Дядя, ты опять!
Трофимов. Вы лучше желтого в середину дуплетом.
Гаев. Я молчу, молчу.

Все сидят, задумались. Тишина. Слышно только, как тихо бормочет Фирс. Вдруг