Page 141 - Дни и ночи

операцию, но так и не вынули глубоко сидевшего осколка. Она в эти дни то приходила в
сознание, то снова теряла его и сейчас лежала неподвижная, бледная, без кровинки в лице.
Все было готово, и ждали главного хирурга, согласившегося сделать повторную операцию,
на которую теперь возлагались все надежды. Врачи переговаривались между собой.
- Как вы думаете, Александр Петрович, выживет? - спросила молодая женщина-врач у
пожилого хирурга в надвинутом по самые брови белом колпаке.
- Вообще нет, а у него, может быть, и выживет,- сказал хирург.- Если сердце выдержит,
может выжить.
Распахнулась дверь, и из соседней половины избы, потянув за собой полосу холодного
ветра, вошел быстрыми шагами маленький приземистый человек, вытянув вперед руки с
грубыми толстыми красными пальцами, которые, очевидно, были у него уже протерты
спиртом. Под его густыми буро-седыми усами топорщилась зажатая в углу рта папироса.
- На стол,- сказал он, посмотрев в ту сторону, где на носилках лежала Аня.- Зажгите
мне папиросу.
Ему поднесли спичку, и он, приблизив к ней папиросу, закурил, все так же держа руки
впереди себя.
- Говорят,- сказал он, подходя к операционному столу,--что наши войска перешли в
общее наступление, взяли Калач и окружают немцев за Сталинградом. Все. Все! - Он сделал
руками решительный жест.- Подробности потом, после операции. Возьмите у меня папиросу.
Дайте свет.
Шли вторые сутки генерального наступления. В излучине Дона, между Волгой и
Доном, в кромешной тьме ноябрьской ночи, лязгая железом, ползли механизированные
корпуса, утопая в снегу, медленно двигались машины, взрывались и ломались мосты. Горели
деревни, и вспышки орудийных выстрелов смешивались на горизонте с заревами пожарищ.
На дорогах, среди полей, черными пятнами лежали успевшие окостенеть за ночь мертвые
тела.
Проваливаясь в снег, нахлобучив ушанки, прикрываясь руками от ветра, шла по
снежным полям пехота. На руках, через сугробы, перетаскивали орудия, рубили сараи и
настилали из досок и бревен колеблющиеся мостки через овраги.
Два фронта в эту зимнюю ночь, как две руки, сходившиеся по карте, двигались, все
приближаясь друг к другу, готовые сомкнуться в донских степях, к западу от Сталинграда.
В этом охваченном ими пространстве, в их жестоких объятиях еще были немецкие
корпуса и дивизии со штабами, генералами, дисциплиной, орудиями, танками, с
посадочными площадками и самолетами, были сотни тысяч людей, еще, казалось,
справедливо считавших себя силой и в то же время бывших уже не чем иным, как
завтрашними мертвецами.
А в газетах в эту ночь еще набирали на линотипах, как всегда, сдержанные сводки
Информбюро, и люди, перед тем как ложиться спать, слушая последние известия по радио,
по-прежнему тревожились за Сталинград, еще ничего не зная о том взятом в бою военном
счастье, которое начиналось в эти часы для России.
1943-1944