Page 8 - Изумруд

землю и на руки конюхов.
Через несколько минут Изумруда, уже распряженного, приводят опять к трибуне.
Высокий человек в длинном пальто и новой блестящей шляпе, которого Изумруд часто
видит у себя в конюшне, треплет его по шее и сует ему на ладони в рот кусок сахару.
Англичанин стоит тут же, в толпе, и улыбается, морщась и скаля длинные зубы. С Изумруда
снимают попону и устанавливают его перед ящиком на трех ногах, покрытым черной
материей, под которую прячется и что-то там делает господин в сером.
Но вот люди свергаются с трибун черной рассыпающейся массой. Они тесно обступают
лошадь со всех сторон, и кричат, и машут руками, наклоняя близко друг к другу красные,
разгоряченные лица с блестящими глазами. Они чем-то недовольны, тычут пальцами в ноги,
в голову и в бока Изумруду, взъерошивают шерсть на левой стороне крупа, там, где стоит
тавро, и опять кричат все разом. «Поддельная лошадь, фальшивый рысак, обман,
мошенничество, деньги назад!» – слышит Изумруд и не понимает этих слов и беспокойно
шевелит ушами. «О чем они? – думает он с удивлением. – Ведь я так хорошо бежал!» И на
мгновение ему бросается в глаза лицо англичанина. Всегда такое спокойное, слегка
насмешливое и твердое, оно теперь пылает гневом. И вдруг англичанин кричит что-то
высоким гортанным голосом, взмахивает быстро рукой, и звук пощечины сухо разрывает
общий гомон.

VI

Изумруда отвели домой, через три часа дали ему овса, а вечером, когда его поили у
колодца, он видел, как из-за забора подымалась желтая большая луна, внушавшая ему
темный ужас,
А потом пошли скучные дни.
Ни на прикидки, ни на проминки, ни на бега его не водили больше. Но ежедневно
приходили незнакомые люди, много людей, и для них выводили Изумруда на двор, где они
рассматривали и ощупывали его на все лады, лазили ему в рот, скребли его шерсть пемзой и
все кричали друг на друга.
Потом-он помнил, как его однажды поздним вечером вывели из конюшни и долго вели
по длинным, каменным, пустынным улицам, мимо домов с освещенными окнами. Затем
вокзал, темный трясущийся вагон, утомление и дрожь в ногах от дальнего переезда, свистки
паровозов, грохот рельсов, удушливый запах дыма, скучный свет качающегося фонаря. На
одной станции его выгрузили из вагона и долго везли незнакомой дорогой, среди
просторных, голых осенних полей, мимо деревень, пока не привели в незнакомую конюшню
и не заперли отдельно, вдали от других лошадей.
Сначала он все вспоминал о бегах, о своем англичанине, о Ваське, о Назаре и об
Онегине и часто видел их во сне, но с течением времени позабыл обо всем. Его от кого-то
прятали, и все его молодое, прекрасное тело томилось, тосковало и опускалось от
бездействия. То и дело подъезжали новые, незнакомые люди и снова толклись вокруг
Изумруда, щупали и теребили его и сердито бранились между собою.
Иногда случайно Изумруд видел сквозь отворенную дверь других лошадей, ходивших
и бегавших на воле, иногда он кричал им, негодуя и жалуясь. Но тотчас же закрывали дверь,
и опять скучно и одиноко тянулось время.
Главным в этой конюшне был большеголовый, заспанный человек с маленькими
черными глазками и тоненькими черными усами на жирном лице. Он казался совсем
равнодушным к Изумруду, но тот чувствовал к нему непонятный ужас.
И вот однажды, ранним утром, когда все конюхи спади, этот человек тихонько, без
малейшего шума, на цыпочках вошел к Изумруду, сам засыпал ему овес в ясли и ушел.
Изумруд немного удивился этому, но покорно стал есть. Овес был сладок, слегка горьковат и
едок на вкус. «Странно, – подумал Изумруд, – я никогда не пробовал такого овса».
И вдруг он почувствовал легкую резь в животе. Она пришла, потом прекратилась и