Page 18 - Партизанка Лара

Проснулась она поздно. Бабушкина постель была пуста.

Бабушка встала уже давно. Она раздобыла хворосту, проковыряла в траве ямку для
костра, поставила на таганок чайник.

Он был курносый, чумазый и горластый. Когда вода закипала, он начинал громко
свистеть.

А сама бабушка, сидя под деревом, крошила в свою большую кружку какие-то корешки.
Значит, собралась лечиться. Утренняя, вся в солнечных дырках тень дерева лежала на
плечах у бабушки, словно кружевной чёрный платок.

— Опять корешки будешь пить! — сказала Лара, присаживаясь на корточки к огню. — Ну
что ж, полечись, а потом мы пойдём в Тимоново. Ты, случайно, не знаешь, где мой
пионерский галстук? Вчера вечером он лежал на окне.

Бабушка как-то странно посмотрела на Лару:

— Может, и лежал. Зачем он тебе? Сейчас не время его носить.

— Как раз самое время. Без пионерского галстука даже неудобно идти в сельсовет. А мы
туда сегодня идём. Вместе с тобой, баб. Там за нас обязательно заступятся. Не дадут в
обиду.

— Теперь уж никто за нас не заступится, — глухо сказала бабушка. — Некому
заступиться. В деревне немцы.

Не может этого быть!

Лара бежала по улице под хриплый лай собак.

Бабушка плохо видит. Не разглядела бабушка. В Печенёве опять красноармейцы, а вовсе
не немцы. Не может этого быть!..

Лара завернула за угол, но тут, загораживая путь, перед ней выросла мужская фигура —
солдат с автоматом в руках. И девочка замерла. Это был не наш солдат. Это был немец.
Фашист.

До сих пор Лара видела фашистов только на карикатурах и считала, что каждый из них
чудище, урод. А у этого солдата было, пожалуй, даже красивое лицо. И всё же смотреть на
него было гадко и страшно. Потому что он чужой.

Всё у него было чужое. И пуговица на куцей шинели чужая. И злые, холодные глаза. И
голос, когда он выкрикнул чужое, непонятное слово:

— Цурюк!

Должно быть, это значило: «нельзя». Но ведь она здесь живёт. Она всегда ходила по этой
улице. Почему же она теперь не может пройти?

— Цурюк! — пригрозил немец, вскидывая автомат.