Page 41 - Партизанка Лара
P. 41
Из будки навстречу девочке выбегает Дружок. Он машет лохматым хвостом, он лижет
Ларину руку.
Но он не визжит. Он умный. Он понимает, что беглянке нужна тишина.
Весенняя ночь пахнет прудом, берёзовым листом, распаханной землёй.
Всё небо в звёздах. Они одни и те же, что над Ленинградом, что над Печенёвом. И можно
поговорить с мамой, глядя вон на ту звезду: «Мама! Я ухожу. Ухожу воевать! Ты
понимаешь меня, мама?»
Большая, самая близкая к земле голубоватая звезда ласково мигает. Она как бы передаёт
мамин ответ:
«Да, доченька, да!»
Теперь в последний раз обернуться.
Дух захватывает — до чего же огромен сияющий звёздный простор! И какой маленькой-
маленькой кажется Ларе отсюда бабушкина избушка.
Почему это так? Может, ночью всё по-другому, а может, сама девочка выросла за эту
ночь?
Прощай, детство! Бабушка, дорогая, любимая, родненькая, прощай!
Партизанский край начинался за озером Язно. По одну сторону озера — фашисты, по
другую — Советская власть.
Переправу через озеро день и ночь охраняли партизанские часовые. Попасть на паром мог
только тот, кому был известен пароль.
За озером, то упираясь макушками в небо, то проваливаясь в болота, тянулись леса. Перед
каждой деревней — живой, зелёный заслон.
Штаб 6-й Калининской бригады майора Рындина стоял в деревне Кривицы. Жили
партизаны тесно: в одних избах с мирным населением. Только у разведчиков была своя
отдельная изба.
В это утро в избе разведчиков шло совещание. Говорил сухощавый, невысокого роста,
смуглый человек — начальник бригадной разведки Котляров.
— Ну что ж, товарищи, — сказал он негромко, — надо разгрызть этот орех.
Все разведчики понимали, что под «орехом» начальник подразумевал деревню Орехово.
Вчера стало известно, что в Орехово немцы согнали крестьянский скот. Ограбили
крестьян, лишили их коров-кормилиц. Отряд Карпенкова вызвался отбить у грабителей их
добычу. Но ему нужны были данные: где расположены немецкие орудия, где расставлены
посты. А достать эти сведения — «разгрызть орех» — было трудной задачей: Орехово
усиленно охранялось.
— Разрешите мне, — сказал Федя.