Page 1 - Старый гений

Николай Лесков
Старый гений

Гений лет не имеет – он преодолевает все, что останавливает
обыкновенные умы.
Ларошфуко

Глава первая

Несколько лет назад в Петербург приехала маленькая старушка-помещица, у которой
было, по ее словам, «вопиющее дело». Дело это заключалось в том, что она по своей
сердечной доброте и простоте, чисто из одного участия, выручила из беды одного
великосветского франта, – заложив для него свой домик, составлявший все достояние
старушки и ее недвижимой, увечной дочери да внучки. Дом был заложен в пятнадцати
тысячах, которые франт полностию взял, с обязательством уплатить в самый короткий срок.
Добрая старушка этому верила, да и не мудрено было верить, потому что должник
принадлежал к одной из лучших фамилий, имел перед собою блестящую карьеру и получал
хорошие доходы с имений и хорошее жалованье по службе. Денежные затруднения, из
которых старушка его выручила, были последствием какого-то мимолетного увлечения или
неосторожности за картами в дворянском клубе, что поправить ему было, конечно, очень
легко, – «лишь бы только доехать до Петербурга».
Старушка знавала когда-то мать этого господина и, во имя старой приязни, помогла
ему; он благополучно уехал в Питер, а затем, разумеется, началась довольно обыкновенная в
подобных случаях игра в кошку и мышку. Приходят сроки, старушка напоминает о себе
письмами – сначала самыми мягкими, потом немножко пожестче, а наконец, и бранится –
намекает, что «это нечестно», но должник ее был зверь травленый и все равно ни на какие
письма не отвечал. А между тем время уходит, приближается срок закладной – и перед
бедной женщиной, которая уповала дожить свой век в своем домишке, вдруг разверзается
страшная перспектива холода и голода с увечной дочерью и маленькою внучкою.
Старушка в отчаянии поручила свою больную и ребенка доброй соседке, а сама
собрала кое-какие крохи и полетела в Петербург «хлопотать».

Глава вторая

Хлопоты ее вначале были очень успешны: адвокат ей встретился участливый и
милостивый, и в суде ей решение вышло скорое и благоприятное, но как дошло дело до
исполнения – тут и пошла закорюка, да такая, что и ума к ней приложить было невозможно.
Не то, чтобы полиция или иные какие пристава должнику мирволили – говорят, что тот им
самим давно надоел и что они все старушку очень жалеют и рады ей помочь, да не смеют
… Было у него какое-то такое могущественное родство или свойство, что нельзя было его
приструнить, как всякого иного грешника.
О силе и значении этих связей достоверно не знаю, да думаю, что это и не важно. Все
равно – какая бабушка ему ни ворожила и все на милость преложила.
Не умею тоже вам рассказать в точности, что над ним надо было учинить, но знаю, что
нужно было «вручить должнику с распискою» какую-то бумагу, и вот этого-то никто –
никакие лица никакого уряда – не могли сделать. К кому старушка ни обратится, все ей в
одном роде советуют:
– Ах, сударыня, и охота же вам! Бросьте лучше! На очень вас жаль, да что делать, когда
он никому не платит. Утешьтесь тем, что не вы первая, не вы и последняя.
– Батюшки мои, – отвечает старушка, – да какое же мне в этом утешение, что не мне
одной худо будет? Я голубчики, гораздо лучше желала, чтобы и мне и всем другим хорошо