Page 13 - А зори здесь тихие
P. 13

13

               некрасивое,  но  уж  очень  серьезное  личико  ее,  подумал  жалостливо,  что  при  теперешнем
               мужском дефиците не видать ей семейной бытности, и спросил неожиданно:
                     – Тятя с маманей живы у тебя? Или сиротствуешь?
                     – Сиротствую?.. – Она улыбнулась. – Пожалуй, знаете, сиротствую.
                     – Сама, что ль, не уверена?
                     – А кто теперь в этом уверен, товарищ старшина?
                     – Резон.
                     – В  Минске  мои  родители. –  Она  подергала  тощим  плечом,  поправляя  винтовочный
               ремень. – Я в Москве училась, готовилась к сессии, а тут…
                     – Известия имеешь?
                     – Ну, что вы…
                     – Да… –  Федот  Евграфыч  покосился:  прикинул,  не  обидит  ли. –  Родители  еврейской
               нации?
                     – Естественно.
                     – Естественно… –  Комендант  сердито  посопел. –  Было  бы  естественно,  так  и  не
               спрашивал бы.
                     Переводчица промолчала. Шлепала по мокрой траве корявыми кирзачами, хмурилась.
               Вздохнула тихо:
                     – Может, уйти успели…
                     Полоснуло Васкова по сердцу от вздоха этого. Ах, заморыш ты воробьиный, по силам
               ли  горе  на  горбу-то  у  тебя?  Матюкнуться  бы  сейчас  в  полную  возможность,  покрыть  бы
               войну эту в двадцать восемь накатов с переборами. Да заодно и майора того, что девчат в
               погоню отрядил, прополоскать бы в щелоке. Глядишь, и полегчало бы, а вместо этого надо
               улыбку изо всех сил к губам прилаживать.
                     – А ну, боец Гурвич, крякни три раза!
                     – Зачем это?
                     – Для проверки боевой готовности. Ну? Забыла, как учил?
                     Сразу заулыбалась. И глазки живые стали.
                     – Нет, не забыла!
                     Кряк,  конечно,  никакой  не  получился:  баловство  одно.  Как  в  театре.  Но  и  головной
               дозор, и замыкающее звено все-таки сообразили, что к чему: подтянулись. А Осянина просто
               бегом примчалась – и винтовка в руке:
                     – Что случилось?
                     – Коли б что случилось, так вас бы уж архангелы на том свете встречали, – выговорил
               ей комендант. – Растопалась, понимаешь, как телушка. И хвост трубой.
                     Обиделась – аж вспыхнула вся, как заря майская. А как иначе: учить-то надо.
                     – Устали?
                     – Еще чего!
                     Рыжая выпалила: за Осянину расстроилась, ясное дело.
                     – Вот  и  хорошо, –  миролюбиво  сказал  Федот  Евграфыч. –  Что  в  пути  заметили?  По
               порядку: младший сержант Осянина.
                     – Вроде ничего… – Рита замялась. – Ветка на повороте сломана была.
                     – Молодец, верно. Ну, замыкающие. Боец Комелькова?
                     – Ничего не заметила, все в порядочке.
                     – С  кустов  роса  сбита, –  торопливо  перебила  вдруг  Лиза  Бричкина. –  Справа  еще
               держится, а слева от дороги сбита.
                     – Вот глаз! – довольно отметил старшина. – Молодец, красноармеец Бричкина. А еще
               было на дороге несколько следов. От немецких резиновых ботинок, что ихние десантники
               носят. По носкам ежели судить, то держат они вокруг болота. И пусть себе держат, потому
               что  мы  болото  это  возьмем  напрямки.  Сейчас  пятнадцать  минут  покурить  можно,
               оправиться.
                     Хихикнули,  будто  он  глупость  какую  сказал.  А  это  команда  такая,  в  уставе  она
   8   9   10   11   12   13   14   15   16   17   18