Page 18 - А зори здесь тихие

18

Солнце уже клонилось, когда вышли к Вопь-озеру. Тихо плескалось оно о валуны, и
сосны уже по-вечернему шумели на берегах. Как ни вглядывался старшина в горизонт, не
видно было на воде лодок; как ни внюхивался в шепотливый ветерок, ниоткуда не тянуло
дымом. И до войны края эти не очень-то людными были, а теперь и вовсе одичали, словно
все: и лесорубы, и охотники, и рыбаки, и смолокуры – все ушли на фронт.
– Тихо-то как, – шепотом сказала Евгения. – Как во сне.
– От левой косы Синюхина гряда начинается, – пояснил Федот Евграфыч. – С другой
стороны эту гряду другое озеро поджимает, Легонтово называется. Монах тут жил когда-то,
Легонт прозвищем. Безмолвия искал.
– Безмолвия здесь хватает, – вздохнула Гурвич.
– Немцам один путь: меж этими озерами, через гряду. А там известно что: бараньи лбы
да каменья с избу. Вот в них-то мы и должны позицию выбрать: основную и запасную, как
тому устав учит. Выберем, поедим, отдохнем и будем ждать. Так, что ли, товарищи
красноармейцы?
Примолкли товарищи красноармейцы. Задумались…

5

Сроду Васков чувствовал себя старше, чем был. Не ворочай он в свои четырнадцать за
иного женатика – по миру пошла бы семья. Тем более голодно тогда было, неустройства
много. А он единственным в семье мужиком остался – и кормильцем, и поильцем, и
добытчиком. Летом крестьянствовал, зимой зверя бил и о том, что людям выходные
положены, узнал к двадцати годам. Ну, потом армия: тоже не детский сад. В армии
солидность уважают, а он армию уважал. Так и получилось, что и на данном этапе он опять
же не помолодел, а, наоборот, старшиной стал. А старшина – старшина и есть: он всегда для
бойцов старый. Положено так.
И Федот Евграфыч позабыл о своем возрасте. Одно знал: он старше рядовых и
лейтенантов, ровня всем майорам и всегда младше любого полковника. Дело тут не в
субординации было – в мироощущении.
Поэтому и на девчат, которыми командовать пришлось, он смотрел словно бы из
другого поколения. Словно был участником Гражданской войны и лично пил чай с Василием
Ивановичем Чапаевым под городом Лбищенском. И не по выкладкам ума, не по зароку
какому-нибудь получилось так, а от естества, от сути его старшинской.
Мысль насчет того, что старше он самого себя, никогда Васкову в голову не приходила.
И только ночью этой, тихой да светлой, шевельнулось что-то сомнительное. Вроде как
смущающее даже.
Но тогда до ночи еще далеко было, еще позицию выбирали. Бойцы его скакали по
каменьям, что козы, и он вдруг заскакал с ними, и у него так вот ловко все получалось, что
он и сам удивился. А удивившись, нахмурился и стал ходить степенно и на валуны влезать в
три приема.
Впрочем, не это главное было. Главное – отличную позицию он выискал. Глубокую, с
укрывистыми подходами, с обзором от леса до озера. Глухими бараньими лбами тянулась
она вдоль озерного плеса, оставляя для прохода лишь узкую открытую полосу у берега. По
этой полосе в случае чего немцам пришлось бы часа три гряду огибать, а он мог напрямки
отходить, через камни, и занимать запасную позицию задолго до подхода противника. Ну,
это он так, для перестраховки и примера подчиненным сделал, потому что с двумя-то
десантниками наверняка мог управиться и здесь, на основной.
Выбрав позицию, Федот Евграфыч, как положено, произвел расчет времени. По
расчету этому выходило, что немцев ждать оставалось еще часа четыре, если не больше, и
поэтому разрешил он своей команде сготовить горячее из расчета котелок на двоих.
Кухарить Лиза Бричкина сама вызвалась, он ей в помощь двух пигалиц выделил и дал
указание, чтобы костер был без дыма.