Page 55 - Два капитана

— Как твоя фамилия? — кричал кучер.— Вы мне от­
ветите! Кто за ремонт платить будет?— Он ходил вокруг
колесницы и трогал пальцем побитые места.— Вы мне
спицу сломали!
— Дурак,— снова сказал наборщик,— говорят тебе —
не мы! Станем мы по гробам стрелять. Дура!
— Кого хоронишь, мальчик? — тихо спросил меня по­
жилой человек в папахе, на которой вместо кокарды была
красная лента.
— Мать,— с трудом сказал я.
Он снял папаху.
— Вы, товарищи, потише,— сказал он.— Похороны.
Вот парнишка мать провожает. Нехорошо все-таки.
Все посмотрели на меня. Наверно, у меня был не­
важный вид, потому что, когда все было улажено и тетя
Даша, плача, догнала нас и мы через мельницу выехали
на мост, я нашел в кармане своей курточки два куска
сахару и белый сухарь.
Измученные, по тому берегу Песчинки мы вернулись
домой после похорон.
Над городом стояло зарево: горели казармы Красно­
ярского полка. У понтонного моста Сковородников оклик­
нул знакомого постового, и начался длиннейший разговор,
из которого я ничего не понял: кто-то где-то разобрал
пути, конный корпус идет на Петроград, вокзал занят
батальоном смерти. Фамилия «Керенский» с разными
прибавлениями повторялась ежеминутно. Я чуть стоял на
ногах, тетя Даша охала и вздыхала.
Сестра спала, когда мы вернулись. Не раздеваясь, я
сел подле нее на постель.
Не знаю почему, в эту ночь, первую ночь, когда мы
остались одни, тетя Даша не ночевала у нас. Она при­
несла мне каши, но мне не хотелось есть, и она постави­
ла тарелку на окно. На окно — не на стол, где утром
лежала мать. Утром, а сейчас ночь. Саня спит на ее по­
стели. На ее постели, на том месте, где она лежала с
венчиком на лбу, с подорожной в руке,— я и не знал,
что так называется эта свернутая трубкой бумага.
Я встал и подошел к окну. Темно было на дворе, а
над рекой — зарево, черно-дымные полосы разгорались и
гасли.
Казармы горят, но ведь они за железной дорогой,
далеко, совсем в другой стороне...
52