Page 642 - Два капитана

Не знаю, сколько времени я провел у него, должно
быть час или немного больше, а между тем, выйдя, я
не нашел Полярного, которое скрылось в кружении летя­
щего, слепящего, свистящего снега.
Хорошо, что я был в бурках,— и то пришлось выше
колен поднять отвороты. Какие там линии — и в помиие
не было линий! Лишь фантастическое воображение могло
представить, что где-то за этими черными тучами стал­
кивающегося снега стоят дома и в одном из них, на
Пятой линии, семь, Катя кладет твердые, как железо,
галеты на камин, чтобы отогреть их, по моему совету.
Конечно, я добрался до этого дома. Самым трудным
оказалось узнать его — за полчаса он стал похож на
сказочную избушку, скосившуюся набок и заваленную
снегом по окна. Как бог пурги, ввалился я в переднюю,
и Кате пришлось обметать меня веником, начиная с плеч,
на которых выросли и примерзли высокие ледяные на­
шлепки.
...Уже все, кажется, было переговорено, уже дважды
мы наткнулись на прощальные письма капитана — я при­
вез их в Полярное, хотел показать доктору; другие ма­
териалы экспедиции остались в полку. Но мы обошли
эти письма и все, что было связано с ними, точно по­
чувствовав, что в счастье нашей встречи об этом еще
нельзя говорить.
Уже Катя рассказала, какой стал Петенька,— смуглый
и чуть-чуть косит, одно лицо с покойной сестрой.
Уже мы посоветовались, что делать с бабушкой, которая
поссорилась с директором Перышкиным и сняла в кол­
хозе «отдельную квартиру». Уже я узнал, что большой
Петя был снова ранен и награжден и вернулся на фронт.
В Москве Катя случайно познакомилась с командиром
его батальона, Героем Советского Союза, и тот сказал,
что Петя «плевал на эту смерть»,— слова, поразившие
Катю. И о Варе Трофимовой я узнал, что «если все бу­
дет, как думает Катя, для них обоих это счастье и
счастье». Уже изменилось что-то в комнате — иначе,
удобнее расположились вещи, точно были благодарны
Кате за то, что в мужской, холодной комнате доктора
стало тепло. Уже прошло пять или шесть часов с тех пор,
как произошла эта чудная, бесконечно важная для меня
перемена — весь мир нашей семейной жизни, покинувший
нас так надолго, на полтора страшных года, вернулся нако­
638