Page 63 - Айвенго

как-нибудь иначе погрешивший против законов рыцарства, подвергался лишению доспехов;
вслед за тем ему на руку надевали щит, перевёрнутый нижним концом вверх, и сажали
верхом на ограду, на всеобщее посмеяние.
После того как были объявлены эти правила, герольды в заключение призвали всех
добрых рыцарей дополнить свой долг и заслужить благосклонность королевы любви и
красоты. Возвестив всё это, герольды стали на свои места. Тогда с обоих концов арены
длинными вереницами выступили рыцари и выстроились друг против друга двойными
рядами; предводитель каждой партии занял место в центре переднего ряда, после того как
разместил в полном порядке всех бойцов.
Красивое и вместе с тем устрашающее зрелище представляли эти рыцари, молодцевато
сидевшие на конях, в богатых доспехах, готовые устремиться в ожесточённый бой. Словно
железные изваяния возвышались они на своих боевых сёдлах и с таким же нетерпением
ожидали сигнала к битве, как их резвые кони, которые звонко ржали и били копытами,
выражая желание ринуться вперёд.
Рыцари подняли длинные копья, на их отточенных остриях засверкало солнце, а
плюмажи и вымпелы заколебались над их шлемами. Так они стояли, пока маршалы
проверяли ряды обеих партий, желая убедиться, что в каждой из них равное число бойцов.
Счёт подтвердил, что все в сборе. Тогда маршалы удалились с ристалища, и Уильям де
Вивиль громовым голосом воскликнул:
- Пусть едут!
Трубы затрубили, копья разом склонились и укрепились в упорах, шпоры вонзились в
бока коней, передние ряды обеих партий полным галопом понеслись друг на друга и
сшиблись посреди арены с такой силой, что гул был слышен за целую милю. Задние ряды с
обеих сторон медленно двинулись вперёд, чтобы оказать поддержку тем из своих, которые
пали, либо попытать своё счастье с теми, кто победил.
Об исходе схватки сразу нельзя было ничего сказать, так как поднялось густое облако
пыли. Только через минуту взволнованные зрители получили возможность увидеть,что
происходит на поле битвы. Оказалось, что добрая половина рыцарей обеих партий выбита из
седла.Одни упали от ловкого удара копьём, другие были смяты непомерной силой и
тяжестью противника на коне, иные лежали на арене, не имея сил подняться; иные успели
вскочить на ноги и вступить в рукопашный бой с теми из врагов, которых постигла та же
участь; получившие тяжёлые раны шарфами зажимали льющуюся кровь и пытались
выбраться из толпы.
Всадники,лишившиеся копий,сломанных в яростной схватке,снова сомкнулись и,
обнажив мечи, с боевыми кликами обменивались такими ударами с противниками, как будто
от исхода этого боя зависели их честь и самая жизнь.
Сумятица увеличилась ещё более,когда к месту схватки подоспели вторые
ряды,бросившиеся на помощь своим товарищам. Сторонники Бриана де Буагильбера
кричали: «Босеан, Босеан! За храм, за храм!» А противники их отвечали на это криками:
«Desdichado! Desdichado!», превратив девиз, начертанный на щите их вождя, в свой боевой
клич.
По мере того как бойцы сражались с возрастающей яростью и с переменным успехом,
волна победы перекатывалась то к южному, то к северному концу ристалища, смотря по
тому, которая партия одерживала верх. Лязг оружия, возгласы сражающихся и звуки труб
сливались в ужасающий шум, заглушая стоны раненых, беспомощно распростёртых на арене
под копытами коней. Блестящие доспехи рыцарей покрывались пылью и кровью, а удары
мечей и секир оставляли на них вмятины и трещины. Пышные перья, сорванные со шлемов,
падали, как снежные хлопья. Вид рыцарского войска утратил воинское великолепие и
пышность и мог внушать только ужас или сострадание.
Но такова сила привычки, что не только простолюдины, всегда жадные до кровавых
зрелищ, но даже знатные дамы, наполнявшие галереи, глядели, не отрываясь, на побоище с
захватывающим интересом и волнением; однако они не выражали желания отвести глаза от