Page 172 - Собранние сочинений

закабалите на веки вечные. Сами же, глядя на ее житье горемычное, убиваться станете.
Спохватитесь вы с Гордей-то Карпычем, да уж поздно будет.
Пелагея Егоровна . Да как же без отцовского-то благословения! Ну, как же, ты сам
посуди?
Митя . Конечно, без благословенья что за житье! Так уж благословите вы, Пелагея
Егоровна (становится на колени), а Гордей Карпыч, может… и сам по времени
как-нибудь…
Пелагея Егоровна . Как же мне быть-то с вами! Я совсем с ума сошла… да…
помешалася. Ничего не знаю, не помню… да, да… головушка моя закружилася… Горько,
горько моему сердцу, голубчики!..
Любовь Гордеевна (подходит к Мите). Нет, Митя, не бывать этому! Не томи себя
понапрасну, перестань! (Поднимает его.) Не надрывай мою душу! И так мое сердце все
изныло во мне. Поезжай с Богом. Прощай!
Митя . За что ж ты меня обманывала, надо мной издевалася?
Любовь Гордеевна . Полно ты, Митя. Что мне тебя обманывать, зачем? Я тебя
полюбила, так сама же тебе сказала. А теперь из воли родительской мне выходить не должно.
На то есть воля батюшкина, чтоб я шла замуж. Должна я ему покориться, такая наша доля
девичья. Так, знать, тому и быть должно, так уж оно заведено исстари. Не хочу я супротив
отца идти, чтоб про меня люди не говорили да в пример не ставили. Хоть я, может быть,
сердце свое надорвала через это, да по крайности я знаю, что я по закону живу, никто мне в
глаза насмеяться не смеет. Прощай!
Целуются.
Митя . Ну, знать, не судьба!
Любовь Гордеевна садится на диван и плачет.
Прощай! (Кланяется Пелагее Егоровне.) Прощайте, Пелагея Егоровна,
благодетельница вы моя! Век не забуду вашей ласки да милости ко мне: не забывали сироту на
чужой стороне.
Пелагея Егоровна . Прощай, голубчик, не осуди нас в чем, грех тебе будет. Дай Бог тебе
счастливо… а мы тебя не забудем.
Митя кланяется и уходит.

Явление седьмое

Пелагея Егоровна и Любовь Гордеевна и потом Коршунов.
Пелагея Егоровна . Что, Любушка, жаль парня-то! Эко, девушка… ах! А мне и
невдомек, что ты его полюбила-то. Да и где мне, старухе, догадаться… да. Что ж я? Вот
поплакать наше дело, а власти над дочерью никакой не имею! А хорошо бы! Полюбовалась бы
на старости. Парень-то такой простой, сердцем мягкий, и меня-то бы, старуху любил. Уж как
погляжу я на тебя, девушка, как тебе не грустить!.. да помочь-то мне тебе, сердечная, нечем!
Любовь Гордеевна . Ну, маменька, что там и думать чего нельзя, только себя мучить.
(Сидит молча.)
Стучат; голос Коршунова: «Можно войти?»
Пелагея Егоровна . Войдите, батюшка.
Коршунов (входя). А, вот она, невеста-то моя, куда спряталась… хе… найду, везде
найду. Позвольте-ка нам, Пелагея Егоровна, с вашей дочкой по секрету поговорить о своих
делах.
Пелагея Егоровна . Изволь, батюшка. (Уходит.)
Коршунов (садится подле Любови Гордеевны). Об чем это плакать-то, сударыня?
Стыдно, стыдно… хе… хе… хе… Вот я и постарше, да не плачу… (Смотрит на нее
проницательно.) Я ведь знаю, об чем: чай, за молоденького хочется? Так ведь это, миленькая
вы моя (берет руку и целует), глупость одна девичья. Вот послушайте-ка, что я вам скажу…
я правду буду говорить, начисто, обманывать не люблю, мне не из чего. Станете слушать, а?