Page 52 - Путешествие из Петербурга в Москву

– Да вот наш двор, – сказала она, cстановясь. – Проходи мимо, матушка меня увидит и
худое подумает. А хотя она меня и не бьет, но одно ее слово мне тяжелее всяких побоев.
– Нет, моя Анюта, я пойду с тобою… – И, не дожидаясь ее ответа, вошел в ворота и
прямо пошел на лестницу в избу.
Анюта мне кричала вслед:
– Постой, барин, постой.
Но я ей не внимал. В избе я нашел Анютину мать, которая квашню месила; подле нее на
лавке сидел будущий ее зять. Я без дальних околичностей ей сказал, что я желаю, чтобы дочь
ее была замужем за Иваном, и для того принес ей то, что надобно для отвлечения препятствия
в сем деле.
– Спасибо, барин, – сказала старуха, – в этом теперь уж нет нужды.
Ванюха теперь пришед сказывал, что отец уж отпускает его ко мне в дом. И у нас в
воскресенье будет свадьба.
– Пускай же посуленное от меня будет Анюте в приданое.
– И на том спасибо. Приданого бояре девкам даром не дают. Если ты над моей Анютой
что сделал и за то даешь ей приданое, то бог тебя накажет за твое беспутство; а денег я не
возьму. Если же ты добрый человек и не ругаешься над бедными, то, взяв я от тебя деньги,
лихие люди мало ли что подумают.
Я не мог надивиться, нашед толико благородства в образе мыслей у сельских жителей.
Анюта между тем вошла в избу и матери своей меня расхвалила. Я было еще попытался дать
им денег, отдавая их Ивану на заведение дому; но он мне сказал:
– У меня, барин, есть две руки, я ими дом и заведу.
Приметив, что им мое присутствие было не очень приятно, я их оставил и возвратился к
моей кибитке.
Едущу мне из Едрова, Анюта из мысли моей не выходила. Невинная ее откровенность
мне нравилась безмерно. Благородный поступок ее матери меня пленил. Я сию почтенную
мать с засученными рукавами за квашнею или с подойником подле коровы сравнивал с
городскими матерями. Крестьянка не хотела у меня взять непорочных, благоумышленных ста
рублей, которые в соразмерности состояний долженствуют быть для полковницы, советницы,
майорши, генеральши пять, десять, пятнадцать тысяч или более; если же госпоже полковнице,
майорше, советнице или генеральше (в соразмерности моего посула едровской ямщичихе), у
которой дочка лицом недурна, или только что непорочна, и того уже довольно, знатный
боярин седмидесятой или, чего боже сохрани, седмьдесят второй пробы, посулит пять, десять,
пятнадцать тысяч, или глухо знатное приданое, или сыщет чиновного жениха, или выпросит в
почетные девицы, 122 то я вас вопрошаю, городские матушки, не екнет ли у вас сердечко? не
захочется ли видеть дочку в позлащенной карете, в бриллиантах, едущую четвернею, если она
ходит пешком, или едущую цугом, вместо двух заморенных кляч, которые ее таскают? Я
согласен в том с вами, чтобы вы обряд и благочиние сохранили и не так легко сдалися, как
феатральные девки. Нет, мои голубушки, я вам даю сроку на месяц или на два, но не более. А
если доле заставите воздыхать первостатейного бесплодно, то он, будучи занят делами
государственными, вас оставит, дабы не терять с вами драгоценнейшего времени, которое он
лучше употребить может на пользу общественную. – Тысяча голосов на меня подымаются;
ругают меня всякими мерзкими названиями: мошенник, плут, кан… бес… и пр. и пр.
Голубушки мои, успокойтесь, я вашей чести не поношу.
Ужели все таковы? Поглядитесь в сие зеркало; кто из вас себя в нем узнает, та брани
меня без всякого милосердия. Жалобницы и на ту я не подам, суда по форме говорить с ней не
стану.
Анюта, Анюта, ты мне голову скружила! Для чего я тебя не узнал 15 лет тому назад. Твоя
откровенная невинность, любострастному дерзновению неприступная, научила бы меня

122 То есть добьется звания фрейлины, придворной дамы.