Page 49 - Путешествие из Петербурга в Москву
P. 49
валдайские красавицы от любви не умирали… разве в больнице.
Нравы валдайские переселилися и в близлежащий почтовый стан, Зимногорье. Тут для
путешественника такая же бывает встреча, как и в Валдаях. Прежде всего представятся взорам
разрумяненные девки с баранками.
Но как молодые мои лета уже прошли, то я поспешно расстался с мазаными валдайскими
и зимногорскими сиренами.
ЕДРОВО
Доехав до жилья, я вышел из кибитки. Неподалеку от дороги над водою стояло много
баб и девок. Страсть, господствовавшая во всю жизнь надо мною, но уже угасшая, по
обыкшему ее стремлению направила стопы мои к толпе сельских сих красавиц. Толпа сия
состояла более нежели из тридцати женщин.
Все они были в праздничной одежде, шеи голые, ногие босые, локти наруже, платье
заткнутое спереди за пояс, рубахи белые, взоры веселые, здоровье на щеках начертанное.
Приятности, загрубевшие хотя от зноя и холода, но прелестны без покрова хитрости; красота
юности в полном блеске, в устах улыбка или смех сердечный; а от него виден становился ряд
зубов белее чистейшей слоновой кости. Зубы, которые бы щеголих с ума свели. Приезжайте
сюда, любезные наши боярыньки московские и петербургские, посмотрите на их зубы,
учитесь у них, как их содержать в чистоте. Зубного врача у них нет. Не сдирают они каждый
день лоску с зубов своих ни щетками, ни порошками.
Станьте, с которою из них вы хотите, рот со ртом; дыхание ни одной из них не заразит
вашего легкого. А ваше, ваше, может быть, положит в них начало… болезни… боюсь сказать
какой; хотя не закраснеетесь, но рассердитесь.
Разве я говорю неправду? Муж одной из вас таскается по всем скверным девкам;
получив болезнь, пьет, ест и спит с тобою же, другая же сама изволит иметь годовых,
месячных, недельных или, чего боже спаси, ежедневных любовников.
Познакомясь сегодня и совершив свое желание, завтра его не знает; да и того иногда не
знает, что уже она одним его поцелуем заразилася. А ты, голубушка моя, пятнадцатилетняя
девушка, ты еще непорочна, может быть; но на лбу твоем я вижу, что кровь твоя вся
отравлена. Блаженной памяти твой батюшка из докторских рук не выхаживал; а государыня
матушка твоя, направляя тебя на свой благочестивый путь, нашла уже тебе женишка,
заслуженного старика генерала, и спешит тебя выдать замуж для того только, чтобы не
сделать с тобой визита воспитательному дому. 121 А за стариком-то жить нехудо, своя воля;
только бы быть замужем, дети все его. Ревнив он будет, тем лучше: более удовольствия в
украденных утехах; с первой ночи приучить его можно не следовать глупой старой моде с
женою спать вместе.
И не приметил, как вы, мои любезные городские сватьюшки, тетушки, сестрицы,
племянницы и проч., меня долго задержали. Вы, право, того не стоите. У вас на щеках румяна,
на сердце румяна, на совести, румяна, на искренности… сажа. Все равно, румяна или сажа. Я
побегу от вас во всю конскую рысь к моим деревенским красавицам. Правда, есть между ими
на вас похожие, но есть такие, каковых в городах слыхом не слыхано и видом не видано…
Посмотрите, как все члены у моих красавиц круглы, рослы, не искривлены, не испорчены. Вам
смешно, что у них ступни в пять вершков, а может быть, и в шесть. Ну, любезная моя
племянница, с трехвершковою твоею ножкою стань с ними рядом, и бегите взапуски; кто
скорее достигнет высокой березы, по конец луга стоящей? А… а… это не твое дело. А ты,
сестрица моя голубушка, с трехчетвертным своим станом в охвате, ты изволишь издеваться,
что у сельской моей русалки брюшко на воле выросло. Постой, моя голубушка, посмеюсь я
над тобою. Ты уж десятый месяц замужем, и уж трехчетвертной твой стан изуродовался. А как
121 Незаконнорожденных детей обычно отдавали в воспитательные дома.