Page 358 - И жили люди на краю

355
машины.
Никулин, щуплый и тонкорукий, как подросток, вяло
подошёл к дереву, поплевал на руки и моментально взобрался на
ветку.
– Крепко затянута. Не развязать, – сказал сверху
недовольно.
– Обрезай. На, – Данилов кинул нож рукояткой к солдату.
Труп спиной упал на дорогу, из раскрывшегося рта
струйкой потекла кровь.
Игнат Игнатьевич отвернулся. Он считал: зря
остановились, есть задание ехать в русскую деревню, значит,
надо ехать. Солдату этому ничем уже не поможешь; при нём не
оказалось документов. Данилов какое-то время не знал, что
делать, стоял, поглядывая то на труп, то на лес – два отделения
будто исчезли в нём. Никулин сказал:
– У него ляжки проколоты. Штыком вроде.
Наконец вернулись солдаты. Командиры отделений
доложили, что ничего подозрительного не обнаружили. Данилов
распорядился похоронить неизвестного бойца. Над могилой его
отсалютовали из автоматов и поехали дальше. Игнат Игнатьевич
проговорил:
– Старый приём: прокалывать ноги. Но если тогда могли
дознаться, где остатки отряда, то сейчас... Не понимаю. Придут
ли люди к тому высочайшему благоразумию, когда не станут
убивать друг друга?
Студебеккер полз по сопке, вершина которой как бы
сдвинулась на край, и прямо с него начался крутой, наискосок,
спуск в падь. Взгляд Игната Игнатьевича упал на старый
рубленый дом на противоположном склоне; дом осел на один
угол; в огороде копошились две японки в шароварах и
соломенных шляпах; заметив машину, поспешно скрылись в
кустах. А в продолговатом низком помещении и вокруг него