Page 380 - И жили люди на краю

377
действительно какой-то Гурей, а не Пётр».
– Я помню, ты и тогда наведывался к богатому дельцу,
вернее, к его дочке. Чем у вас всё кончилось?
У Гурея подкосились ноги.
– Сядем-ка, Гнат. Не могу боле, – он, держась за путника,
сошёл с дороги и упал в траву. – С Лукерьей я в любви прожил.
– Значит, та семейка и ты с нею остались с японцами? И
жили не тужили.
– Чо?
– Ладно. Всё вы тут, как выясняется...
Гурей посмотрел на серьёзного и чем-то недовольного
Игната Игнатьевича, свернул цигарку. Не столько умом, сколько
сердцем он понимал, что тот пришёл из страны, которая для него,
Гурея, давно не мать и даже не мачеха, а чужая тётка. И зачем он
ей? И он ни в ком не нуждается. Ему бы знать, что с сыновьями
станется? Антип здесь был, никому вреда не делал. А Филипп-то
там жил. Шпион. Вчера, нацелясь в лес, он сказал, чем снова у
них оказаться, лучше – петлю на шею. И повесится же. Господи,
хорошо, что мать не дожила...
– Петя, что с тобою? Петь?
– Чо?
– Что с тобой, говорю? У тебя вид... будто помирать
собрался.
– А може.
– Я тебе дам «може»! Что у тебя? Сердце?
– Всё ноет смертельной болью. Всё. Пошто, Гнат, человеки
плохо устроены: один другого под себя подминат и радостью
исходит? Пошто пропахали по земле границы и решили: ежели
ты жёлтый – живи тута, ежели белый – тама, а коли чёрный, как
закопчённый чайник, – ишо где-то? Рази вместе нельзя? Погодь,
не открывай рот. Я тебя шибко старательно слухал и уразумел:
по-твоему, по-умному, получается, что человеков ишо мысли