Page 571 - И жили люди на краю

568
– Японская.
Яша сел и показал, как ею пилить.
– Лишь к себе, значит? И опилки под себя? – усмехнулся
мужик. – Ну и придумали капиталисты.
Он взял пилу. Она тоже исчезла.
«Пустошные люди», – рассудил Яша не столько с обидой,
сколько с досадой. И решил ничего им не давать.
С юга наплывало приятное тихое тепло, и на лазоревую
гладь лагуны опустились косяки лебедей. Раньше, бывало, отец
подолгу любовался ими, сидя на бескором плавнике, который и
сейчас мутно белеет на холме, словно кость, тронутая тленными
пятнами; подчас ходил у самой воды, бросал птицам мелких
рыбёшек и улыбался. Считалось, нерпу поймать сетью или
застрелить – можно; уток тоже стреляли. Но на лебедей никто не
поднимал ружья даже тогда, когда в доме скудно ели. В войну же
у всех русских ружей не стало: велели сдать, А у Яши было
– разрешили оставить. Он отдал его совсем недавно строгому
милиционеру. И все патроны. Милиционер хмуро
поинтересовался:
– Ещё какое оружие имеешь? Пистолет? Винтовку?
– Я разве военный?
– Смотри! Я – ваш участковый. Если что скрыл, плохо
кончишь. В тюрьму посажу, – пригрозил милиционер.
В эти минуты Яша пережил страх; казалось, милиционер
приглядывается к нему, медлит, чтобы в какой-то миг внезапно
спросить: мол, зачем скрывал у себя Такэо? Тот раненый моряк
ведь обещал, что всем не сдобровать.
Неожиданно в дом влетел Антип.
– Во! Я-то вас и рыскаю. Ну чо ж енто деется, товарищ
сотрудник? Опять набили лебедей и на огне жарят. Я им вежливо
поясняю, как енто така благородна птица лезет в ваши глотки?
Где у вас жалость и прочее чувство – совесть? А они грубят.