Page 204 - Возле моря

Но какие тут могут быть умыслы? Он и она – чужие, вовсе
чужие люди. У каждого – уже своё, такое своё, которое нельзя ни
отдать кому-то, ни изменить как-то, а значит, и невозможно
сблизить одно с другим.
Пускай она лучше уйдёт. Пускай он будет лежать одиноко,
тоскливо. Пускай ему станет невыносимо скучно. Не нужна ему
эта Неясная бешеная радость, которую принесла с собою Ото-
химэ. Он боится, что такая радость может в нём что-то разру-
шить.
Отохимэ разжала маленькие, по-детски припухлые губы.
– Урьяно, вы умеете играть в го?
– Пробовал. Ох и путаная игра! Полгода надо учиться. У
нас шашки проще: эту пешку – за фук, ту – срубил, и в дамки.
Отохимэ, улыбаясь, уплыла за ширму, а вернувшись, по-
ложила на столик большую квадратную доску.
– Здесь девятнадцать линий, видите? При их пересечении
получается триста шестьдесят один крест. Вот и будем занимать
эти кресты камушками. Белые – день, чёрные – ночь. Какие бе-
рёте?
– Ну, мне, наверно, чёрные.
Она опять улыбнулась. До чего мило!
«Кто у неё, интересно, муж?» – подумал Ульян.
– А эти места, смотрите, – главные светила: вот, вот, вот,
вот...
Их глаза встретились; у неё они – чистые, как вечернее
небо, тёмные, с прозрачной глубиной, и в этой глубине, очень
далеко, мигали звёздочки.
– Начнём? – спросила Отохимэ.
– Начнём.
Играли медленно. Ульян никак не мог сосредоточиться,
чтобы осмысленно передвигать камушки.
«Небось, отец сказал ей: мол, скучно больному, займи
чем-нибудь. Или сама?.. – размышлял Ульян. – Отец, конечно. И
ничо нет в этом особенного. А я... размечтался тут. Воображаю
всяко».
Белые камушки на доске занимали всё большее простран-

202