Page 29 - Сахалинские каторжанки

Маленькие мои ножки бегали по дорожке. Бегали, бегали,
убежали к Толику и вышли за него замуж.
– Что-о-о? – открыл рот Иван Вавилович. – Знаешь что,
моя дорогая, двух соплежуев в садик я уже не выхожу! Со-
бирайся и иди к Толикиному папке жить.
Отец вспылил, поставил меня на пол, всучил в руки ма-
ленькие носочки и ушел курить. Пришлось надевать носки
самой.
С этих пор я жутко возненавидела странное слово «ги-
ляка».
На гиляка он не психовал, а на Толика, видите ли, пси-
ханул. Ишь, какой умный! Ну и ладно, сама в садик выхо-
жусь, там меня Толик в соседней группе ждет, опять рожи-
цы будет строить и в щечку целовать.
И я запела свою любимую песенку про пяточки.
А ты, папка, ревнуй, ревнуй. Недолог папин век: вырас-
тет дочь большая-пребольшая, убежит далеко-далеко, аж в
соседнее село, выйдет замуж и больше не даст тебе свои
пяточки: ни покусать, ни погладить, ни поцеловать… Да ты
и сам не захочешь – состаришься, скукожишься, вредным
станешь, злым, нехорошим. А дочка тоже завредничает и
не будет тебя старого вспоминать, а будет помнить тебя мо-
лодого, доброго-предоброго, ревнивого!

Дедушкин сундук и новый самовар

Залезла я как-то в старый сундук деда Вавилы. А в сун-
дуке сокровища так и блестели, так и блестели, глаза сле-
пили старинными елочными игрушками! Обрадовалась де-
точка, оделась и бегом во двор – соседние елочки наряжать.
Бегаю туда-сюда: хвать две игрушечки и до елки, хвать две
игрушечки и до елки... Но счастье длилось недолго, вырос-
ли из-под земли мама, папа, дед, бабушка и застукали свою
дочку-внучку за этим занятием. Встали в кружок у красиво
наряженной елочки, руками всплескивают, головами кача-
ют, ай-я-яйкают и пальцами грозят:
– Ты зачем игрушки у деда украла, может, мама тебе их
не покупала?
– Или папа не хлопал по попе?

27