Page 81 - Накануне
P. 81
«Милые мои родные, я навсегда прощаюсь с вами. Вы меня больше не
увидите. Вчера скончался Дмитрий. Все кончено для меня. Сегодня я уезжаю с его
телом в Зару. Я его схороню, и что со мной будет, не знаю! Но уже мне нет другой
родины, кроме родины Д. Там готовится восстание, собираются на войну; я пойду
в сестры милосердия; буду ходить за больными, ранеными. Я не знаю, что со мной
будет, но я и после смерти Д. останусь верна его памяти, делу всей его жизни. Я
выучилась по-болгарски и по-сербски. Вероятно, я всего этого не перенесу — тем
лучше. Я приведена на край бездны и должна упасть. Нас судьба соединила
недаром: кто знает, может быть, я его убила; теперь его очередь увлечь меня за
собою. Я искала счастья — и найду, быть может, смерть. Видно, так следовало;
видно, была вина… Но смерть все прикрывает и примиряет, — не правда ли?
Простите мне все огорчения, которые я вам причинила; это было не в моей воле. А
вернуться в Россию — зачем? Что делать в России?
Примите мои последние лобзания и благословения и не осуждайте меня.
Е.».
С тех пор минуло уже около пяти лет, и никакой вести не приходило больше об Елене.
Бесплодны остались все письма, запросы; напрасно сам Николай Артемьевич, после
заключения мира, ездил в Венецию, в Зару; в Венеции он узнал то, что уже известно
читателю, а в Заре никто не мог дать ему положительных сведений о Рендиче и корабле,
который он нанял. Ходили темные слухи, будто бы несколько лет тому назад море, после
сильной бури, выкинуло на берег гроб, в котором нашли труп мужчины… По другим, более
достоверным сведениям, гроб этот вовсе не был выкинут морем, но привезен и похоронен
возле берега иностранной дамой, приехавшею из Венеции; некоторые прибавляли, что даму
эту видели потом в Герцеговине при войске, которое тогда собиралось; описывали даже ее
наряд, черный с головы до ног. Как бы то ни было, след Елены исчез навсегда и
безвозвратно, и никто не знает, жива ли она еще, скрывается ли где, или уже кончилась
маленькая игра жизни, кончилось ее легкое брожение и настала очередь смерти. Случается,
что человек, просыпаясь, с невольным испугом спрашивает себя: неужели мне уже
тридцать… сорок… пятьдесят лет? Как это жизнь так скоро прошла? Как это смерть так
близко надвинулась? Смерть как рыбак, который поймал рыбу в свою сеть и оставляет ее на
время в воде: рыба еще плавает, но сеть на ней, и рыбак выхватит ее — когда захочет.
Что сталось с остальными лицами нашего рассказа?
Анна Васильевна еще жива; она очень постарела после поразившего ее удара, жалуется
меньше, но гораздо больше грустит. Николай Артемьевич тоже постарел и поседел и
расстался с Августиной Христиановной… Он теперь бранит все иностранное. Ключница его,
красивая женщина лет тридцати, из русских, ходит в шелковых платьях и носит золотые
кольца и сережки. Курнатовский, как человек с темпераментом и, в качестве энергического
брюнета, охотник до миловидных блондинок, женился на Зое; она у него в большом
повиновении и даже перестала думать по-немецки. Берсенев находится в Гейдельберге; его
на казенный счет отправили за границу; он посетил Берлин, Париж и не теряет даром
времени; из него выйдет дельный профессор. Учебная публика обратила внимание на его две
статьи: «О некоторых особенностях древнегерманского права в деле судебных наказаний» и
«О значении городского начала в вопросе цивилизации», жаль только, что обе статьи
написаны языком несколько тяжелым и испещрены иностранными словами. Шубин в Риме;
он весь предался своему искусству и считается одним из самых замечательных и
многообещающих молодых ваятелей. Строгие пуристы находят, что он не довольно изучил
древних, что у него нет «стиля», и причисляют его к французской школе; от англичан и
американцев у него пропасть заказов. В последнее время много шуму наделала одна его
Вакханка; русский граф Бобошкин, известный богач, собирался было купить ее за тысячу