Page 132 - Обыкновенная история

– Тебе бы хотелось переделать жизнь по-своему: я воображаю, хороша была бы. У тебя,
я думаю, среди розовых кустов гуляли бы всё попарно любовники да друзья…
Александр ничего не сказал.
Петр Иваныч молча глядел на него. Он опять похудел. Глаза впали. На щеках и на лбу
появились преждевременные складки.
Дядя испугался. Душевным страданиям он мало верил, но боялся, не кроется ли под
этим унынием начало какого-нибудь физического недуга. «Пожалуй, – думал он, – малый
рехнется, а там поди разделывайся с матерью: то-то заведется переписка! того гляди, еще
прикатит сюда».
– Да ты, Александр, разочарованный, я вижу, – сказал он.
«Как бы, – думал он, – повернуть его назад, к его любимым идеям. Постой-ка, я
прикинусь…»
– Послушай, Александр, – сказал он, – ты очень опустился. Стряхни с себя эту апатию.
Нехорошо! И отчего? Ты, может быть, принял слишком горячо к сердцу, что я иногда
небрежно отзывался о любви, о дружбе. Ведь это я делал шутя, больше для того, чтоб
умерить в тебе восторженность, которая в наш положительный век как-то неуместна,
особенно здесь, в Петербурге, где все уравнено, как моды, так и страсти, и дела, и
удовольствия, все взвешено, узнано, оценено… всему назначены границы. Зачем одному
отступать наружно от этого общего порядка? Неужели же ты в самом деле думаешь, что я
бесчувственный, что я не признаю любви? Любовь – чувство прекрасное: нет ничего святее
союза двух сердец, или дружба, например… Я внутренне убежден, что чувство должно быть
постоянно, вечно…
Александр засмеялся.
– Что ты? – спросил Петр Иваныч.
– Дико, дико говорите, дядюшка. Не прикажете ли сигару? закурим: вы будете
продолжать говорить, а я послушаю.
– Да что с тобой?
– Так, ничего. Вздумали поддеть меня! А называли когда-то неглупым человеком!
хотите играть мной, как мячиком, – это обидно! Не век же быть юношей. К чему-нибудь да
пригодилась школа, которую я прошел. Как вы пустились ораторствовать! будто у меня нет
глаз? Вы только устроили фокус, а я смотрел.
«Не за свое дело взялся, – подумал Петр Иваныч, – к жене послать».
– Приходи к нам, – сказал он, – жена очень хочет видеть тебя.
– Не могу, дядюшка.
– Хорошо ли ты делаешь, что забываешь ее?
– Может быть, очень дурно, но, ради бога, извините меня и теперь не ждите. Погодите
еще несколько времени, приду.
– Ну, как хочешь, – сказал Петр Иваныч. Он махнул рукой и поехал домой.
Он сказал жене, что отступается от Александра, что как он хочет, так пусть и делает, а
он, Петр Иваныч, сделал все, что мог, и теперь умывает руки.
Александр, бежав Юлии, бросился в вихрь шумных радостей. Он твердил стихи
известного нашего поэта:

Пойдем туда, где дышит радость,
Где шумный вихрь забав шумит,
Где не живут, но тратят жизнь и младость!
Среди веселых игр за радостным столом,
На час упившись счастьем ложным,
Я приучусь к мечтам ничтожным,
С судьбою примирюсь вином.
Я сердца усмирю заботы,
Я думам не велю летать;