Page 164 - Обломов

торопливый поцелуй, а там опять на работы ехать, в город ехать, там опять приказчик, опять
щелканье счетов.
Гости приехали — и то не отрада: заговорят, сколько кто вина выкуривает на заводе,
сколько кто аршин сукна ставит в казну… Что ж это? Ужели то сулил он себе? Разве это
жизнь?.. А между тем живут так, как будто в этом вся жизнь. И Андрею она нравится!
Но женитьба, свадьба — все-таки это поэзия жизни, это готовый, распустившийся
цветок. Он представил себе, как он ведет Ольгу к алтарю: она — с померанцевой веткой на
голове, с длинным покрывалом. В толпе шепот удивления. Она стыдливо, с тихо
волнующейся грудью, с своей горделиво и грациозно наклоненной головой, подает ему руку
и не знает, как ей глядеть на всех. То улыбка блеснет у ней, то слезы явятся, то складка над
бровью заиграет какою-то мыслью.
Дома, когда гости уедут, она, еще в пышном наряде, бросается ему на грудь, как
сегодня…
"Нет, побегу к Ольге, не могу думать и чувствовать один, — мечтал он. — Расскажу
всем, целому свету… нет, сначала тетке, потом барону, напишу к Штольцу — вот
изумится-то! Потом скажу Захару: он поклонится в ноги и завопит от радости, дам ему
двадцать пять рублей. Придет Анисья, будет руку ловить целовать: ей дам десять рублей,
потом… потом, от радости, закричу на весь мир, так закричу, что мир скажет: "Обломов
счастлив. Обломов женится!" Теперь побегу к Ольге: там ждет меня продолжительный
шепот, таинственный уговор слить две жизни в одну!.."
Он побежал к Ольге. Она с улыбкой выслушала его мечты, но только он вскочил, чтоб
бежать объявить тетке, у ней так сжались брови, что он струсил.
— Никому ни слова! — сказала она, приложив палец к губам и грозя ему, чтоб он тише
говорил, чтоб тетка не услыхала из другой комнаты. — Еще не пора!
— Когда же пора, если между нами все решено? — нетерпеливо спросил он. — Что ж
теперь делать? С чего начать? — спрашивал он. — Не сидеть же сложа руки. Начинается
обязанность, серьезная жизнь…
— Да, начинается, — повторила она, глядя на него пристально.
— Ну, вот я и хотел сделать первый шаг, идти к тетке…
— Это последний шаг.
— Какой же первый?
— Первый… идти в палату: ведь надо какую-то бумагу писать?
— Да… я завтра…
— Отчего ж не сегодня?
— Сегодня… сегодня такой день, и уйти от тебя, Ольга!
— Ну хорошо, завтра. А потом?
— Потом — сказать тетке, написать к Штольцу.
— Нет, потом ехать в Обломовку… Ведь Андрей Иванович писал, что надо делать в
деревне: я не знаю, какие там у вас дела, постройка, что ли? — спросила она, глядя ему в
лицо.
— Боже мой! — говорил Обломов. — Да если слушать Штольца, так ведь до тетки век
дело не дойдет! Он говорит, что надо начать строить дом, потом дорогу, школы заводить…
Этого всего в целый век не переделаешь. Мы, Ольга, вместе поедем, и тогда…
— А куда мы приедем? Есть там дом?
— Нет: старый плох, крыльцо совсем, я думаю, расшаталось.
— Куда ж мы приедем? — спросила она.
— Надо здесь квартиру приискать.
— Для этого тоже надо ехать в город, — заметила она, — это второй шаг…
— Потом… — начал он.
— Да ты прежде шагни два раза, а там…
"Что ж это такое? — печально думал Обломов. — Ни продолжительного шепота, ни
таинственного уговора слить обе жизни в одну! Все как-то иначе, по-другому. Какая