Page 182 - Обломов

— Поди! — с нетерпением махнул ему Обломов.
Захар быстро шагнул в двери.
— Нет, постой! — вдруг остановил Обломов.
— То поди, то постой! — ворчал Захар, придерживаясь рукой за дверь.
— Как же ты смел распускать про меня такие, ни с чем не сообразные слухи? —
встревоженным шепотом спрашивал Обломов.
— Когда же я, Илья Ильич, распускал? Это не я, а люди Ильинские сказывали, что
барин, дескать, сватался…
— Цссс… — зашипел Обломов, грозно махая рукой, — ни слова, никогда! Слышишь?
— Слышу, — робко отвечал Захар.
— Не станешь распространять этой нелепости?
— Не стану, — тихо отвечал Захар, не поняв половины слов и зная только, что они
"жалкие".
— Смотри же, чуть услышишь, — заговорят об этом, спросят — скажи: это вздор,
никогда не было и быть не может! — шепотом добавил Обломов.
— Слушаю, — чуть слышно прошептал Захар.
Обломов оглянулся и погрозил ему пальцем. Захар мигал испуганными глазами и на
цыпочках уходил было к двери.
— Кто первый сказал об этом? — догнав, спросил его Обломов.
— Катя сказала Семену, Семен Никите, — шептал Захар, — Никита Василисе…
— А ты всем разболтал! Я тебя! — грозно шипел Обломов. — Распускать клевету про
барина! А!
— Что вы томите меня жалкими-то словами? — сказал Захар. — Я позову Анисью: она
все знает…
— Что она знает? Говори, говори сейчас…
Захар мгновенно выбрался из двери и с необычайной быстротой шагнул в кухню.
— Брось сковороду, пошла к барину! — сказал он Анисье, указав ей большим пальцем
на дверь.
Анисья передала сковороду Акулине, выдернула из-за пояса подол, ударила ладонями
по бедрам и, утерев указательным пальцем нос, пошла к барину. Она в пять минут успокоила
Илью Ильича, сказав ему, что никто о свадьбе ничего не говорил: вот побожиться не грех и
даже образ со стены снять, и что она в первый раз об этом слышит, говорили, напротив,
совсем другое, что барон, слышь, сватался за барышню…
— Как барон! — вскочив вдруг, спросил Илья Ильич, и у него поледенело не только
сердце, но руки и ноги.
— И это вздор! — поспешила сказать Анисья, видя, что она из огня попала в
полымя. — Это Катя только Семену сказала, Семен Марфе, Марфа переврала все Никите, а
Никита сказал, что "хорошо, если б ваш барин, Илья Ильич, посватал барышню…"
— Какой дурак этот Никита! — заметил Обломов.
— Точно что дурак, — подтвердила Анисья, — он и за каретой когда едет, так словно
спит. Да и Василиса не поверила, — скороговоркой продолжала она, — она еще в успеньев
день говорила ей, а Василисе рассказывала сама няня, что барышня и не думает выходить
замуж, что статочное ли дело, чтоб ваш барин давно не нашел себе невесты, кабы захотел
жениться, и что еще недавно она видела Самойлу, так тот даже смеялся этому: какая,
дескать, свадьба? И на свадьбу не похоже, а скорее на похороны, что у тетеньки все головка
болит, а барышня плачут да молчат, да в доме и приданого не готовят, у барышни чулков
пропасть нештопаных, и те не соберутся заштопать, что на той неделе даже заложили
серебро…
"Заложили серебро? И у них денег нет!" — подумал Обломов, с ужасом поводя глазами
по стенам и останавливая их на носу Анисьи, потому что на другом остановить их было не
на чем. Она как будто и говорила все это не ртом, а носом.
— Смотри же, не болтать пустяков! — заметил Обломов, грозя ей пальцем.