Page 188 - Обломов

И они почти побежали по аллее до конца сада, не говоря ни слова: Обломов,
оглядываясь беспокойно во все стороны, а она, совсем склонив голову вниз и закрывшись
вуалью.
— Так завтра! — сказала она, когда они были у того магазина, где ждал ее человек.
— Нет, лучше послезавтра… или нет, в пятницу или субботу, — отвечал он.
— Отчего ж?
— Да… видишь, Ольга… я все думаю, не подоспеет ли письмо?
— Пожалуй. Но завтра та'к приди, к обеду, слышишь?
— Да, да, хорошо, хорошо! — торопливо прибавил он, а она вошла в магазин.
"Ах, боже мой, до чего дошло! Какой камень вдруг упал на меня! Что я теперь стану
делать? Сонечка! Захар! франты…"

VI

Он не заметил, что Захар подал ему совсем холодный обед, не заметил, как после того
очутился в постели и заснул крепким, как камень, сном.
На другой день он содрогнулся при мысли ехать к Ольге: как можно! Он живо
представил себе, как на него все станут смотреть значительно.
Швейцар и без того встречает его как-то особенно ласково. Семен так и бросается
сломя голову, когда он спросит стакан воды. Катя, няня провожают его дружелюбной
улыбкой.
"Жених, жених!" — написано у всех на лбу, а он еще не просил согласия тетки, у него
ни гроша денег нет, и он не знает, когда будут, не знает даже, сколько он получит дохода с
деревни в нынешнем году, дома в деревне нет — хорош жених!
Он решил, что до получения положительных известий из деревни он будет видеться с
Ольгой только в воскресенье, при свидетелях. Поэтому, когда пришло завтра, он не подумал
с утра начать готовиться ехать к Ольге.
Он не брился, не одевался, лениво перелистывал французские газеты, взятые на той
неделе у Ильинских, не смотрел беспрестанно на часы и не хмурился, что стрелка долго не
подвигается вперед.
Захар и Анисья, думали, что он, по обыкновению, не будет обедать дома, и не
спрашивали его, что готовить.
Он их разбранил, объявив, что он совсем не всякую среду обедал у Ильинских, что это
"клевета", что обедал он у Ивана Герасимовича и что вперед, кроме разве воскресенья, и то
не каждого, будет обедать дома.
Анисья опрометью побежала на рынок за потрохами для любимого супа Обломова.
Приходили хозяйские дети к нему: он проверил сложение и вычитание у Вани и нашел
две ошибки. Маше налиновал тетрадь и написал большие азы, потом слушал, как трещат
канарейки, и смотрел в полуотворенную дверь, как мелькали и двигались локти хозяйки.
Часу во втором хозяйка из-за двери спросила, не хочет ли он закусить: у них пекли
ватрушки. Подали ватрушки и рюмку смородиновой водки.
Волнение Ильи Ильича немного успокоилось, и на него нашла только тупая
задумчивость, в которой он пробыл почти до обеда.
После обеда, лишь только было он, лежа на диване, начал кивать головой, одолеваемый
дремотой, — дверь из хозяйской половины отворилась, и оттуда появилась Агафья
Матвеевна с двумя пирамидами чулок в обеих руках.
Она положила их на два стула, а Обломов вскочил н предложил ей самой третий, но
она не села, это было не в ее привычках: она вечно на ногах, вечно в заботе и в движении.
— Вот я разобрала сегодня ваши чулки, — сказала она, — пятьдесят пять пар, да почти
все худые…
— Какие же вы добрые! — говорил Обломов, подходя к ней и взяв ее шутливо слегка