Page 192 - Обломов

спускала как-то низко на затылок, так что она продолжала и дополняла благородство всей ее
фигуры, начиная с головы до плеч и стана.
Но лишь только он затрепещет от любви, тотчас же, как камень, сваливается на него
тяжелая мысль: как быть, что делать, как приступить к вопросу о свадьбе, где взять денег,
чем потом жить?..
"Подожду еще, авось письмо придет завтра или послезавтра". И он принимался
рассчитывать, когда должно прийти в деревню его письмо, сколько времени может
промедлить сосед и какой срок понадобится для присылки ответа.
"В эти три, много четыре дня должно прийти, подожду ехать к Ольге", — решил он,
тем более что она едва ли знает, что мосты наведены…
— Катя, навели мосты? — проснувшись в то же утро, спросила Ольга у своей
горничной.
И этот вопрос повторялся каждый день. Обломов не подозревал этого.
— Не знаю, барышня, нынче не видала ни кучера, ни дворника, а Никита не знает.
— Ты никогда не знаешь, что мне нужно! — с неудовольствием сказала Ольга, лежа в
постели и рассматривая цепочку на шее.
— Я сейчас узнаю, барышня. Я не смела отойти, думала, что вы проснетесь, а то бы
давно сбегала. — И Катя исчезла из комнаты.
А Ольга отодвинула ящик столика и достала последнюю записку Обломова. "Болен,
бедный, — заботливо думала она, — он там один, скучает… Ах, боже мой, скоро ли…"
Она не окончила мысли, а раскрасневшаяся Катя влетела в комнату.
— Наведены, наведены сегодня в ночь! — радостно сказала она и приняла быстро
вскочившую с постели барышню на руки, накинула на нее блузу и пододвинула крошечные
туфли. Ольга проворно отворила ящик, вынула что-то оттуда и опустила в руку Кате, а Катя
поцеловала у ней руку. Все это — прыжок с постели, опущенная монета в руку Кати и
поцелуй барышниной руки — случилось в одну и ту же минуту. "Ах, завтра воскресенье: как
это кстати! Он придет!" — подумала Ольга и живо оделась, наскоро напилась чаю и поехала
с теткой в магазин.
— Поедемте, ma tante, завтра в Смольный, к обедне, — просила она.
Тетка прищурилась немного, подумала, потом сказала:
— Пожалуй, только какая даль, ma chere! Что это тебе вздумалось зимой!
А Ольге вздумалось только потому, что Обломов указал ей эту церковь с реки, и ей
захотелось помолиться в ней… о нем, чтоб он был здоров, чтоб любил ее, чтоб был счастлив
ею, чтоб… эта нерешительность, неизвестность скорее кончилась… Бедная Ольга!
Настало и воскресенье. Ольга как-то искусно умела весь обед устроить по вкусу
Обломова.
Она надела белое платье, скрыла под кружевами подаренный им браслет, причесалась,
как он любит, накануне велела настроить фортепьяно и утром попробовала спеть Casta diva.
И голос так звучен, как не был с дачи. Потом стала ждать.
Барон застал ее в этом ожидании и сказал, что она опять похорошела, как летом, но что
немного похудела.
— Отсутствие деревенского воздуха и маленький беспорядок в образе жизни заметно
подействовали на вас, — сказал он. — Вам, милая Ольга Сергевна, нужен воздух полей и
деревня.
Он несколько раз поцеловал ей руку, так что крашеные усы оставили даже маленькое
пятнышко на пальцах.
— Да, деревня, — отвечала она задумчиво, но не ему, а так кому-то, на воздух.
— А propos о деревне, — прибавил он. — В будущем месяце дело ваше кончится, и в
апреле вы можете ехать в свое имение. Оно невелико, но местоположение — чудо! Вы
будете довольны. Какой дом! Сад! Там есть один павильон, на горе: вы его полюбите. Вид на
реку… вы не помните, вы пяти лет были, когда папа' выехал оттуда и увез вас.
— Ах, как я буду рада! — сказала она и задумалась.