Page 38 - Преступление и наказание

снести, излагающего теорию о преимуществе жен, взятых из нищеты и
облагодетельствованных мужьями, да еще излагающего чуть не при первом свидании. Ну да
положим, он „проговорился“, хоть и рациональный человек (так что, может быть, и вовсе не
проговорился, а именно в виду имел поскорее разъяснить), но Дуня-то, Дуня? Ведь ей
человек-то ясен, а ведь жить-то с человеком. Ведь она хлеб черный один будет есть да водой
запивать, а уж душу свою не продаст, а уж нравственную свободу свою не отдаст за
комфорт; за весь Шлезвиг-Гольштейн не отдаст, 13 не то что за господина Лужина. Нет, Дуня
не та была, сколько я знал, и… ну да уж, конечно, не изменилась и теперь!.. Что говорить!
Тяжелы Свидригайловы! Тяжело за двести рублей всю жизнь в гувернантках по губерниям
шляться, но я все-таки знаю, что сестра моя скорее в негры пойдет к плантатору 14 или в

латыши к остзейскому немцу, 15 чем оподлит дух свой и нравственное чувство свое связью с
человеком, которого не уважает и с которым ей нечего делать, — навеки, из одной своей
личной выгоды! И будь даже господин Лужин весь из одного чистейшего золота или из
цельного бриллианта, и тогда не согласится стать законною наложницей господина Лужина!
Почему же теперь соглашается? В чем же штука-то? В чем же разгадка-то? Дело ясное: для
себя, для комфорта своего, даже для спасения себя от смерти, себя не продаст, а для другого
вот и продает! Для милого, для обожаемого человека продаст! Вот в чем вся наша штука-то и
состоит: за брата, за мать продаст! Всё продаст! О, тут мы, при случае, и нравственное
чувство наше придавим; свободу, спокойствие, даже совесть, всё, всё на толкучий рынок
снесем. Пропадай жизнь! Только бы эти возлюбленные существа наши были счастливы.
Мало того, свою собственную казуистику выдумаем, у иезуитов научимся и на время,
пожалуй, и себя самих успокоим, убедим себя, что так надо, действительно надо для доброй
цели. Таковы-то мы и есть, и всё ясно как день. Ясно, что тут не кто иной, как Родион
Романович Раскольников в ходу и на первом плане стоит. Ну как же-с, счастье его может
устроить, в университете содержать, компанионом сделать в конторе, всю судьбу его
обеспечить; пожалуй, богачом впоследствии будет, почетным, уважаемым, а может быть,
даже славным человеком окончит жизнь! А мать? Да ведь тут Родя, бесценный Родя,
первенец! Ну как для такого первенца хотя бы и такою дочерью не пожертвовать! О милые и
несправедливые сердца! Да чего: тут мы и от Сонечкина жребия, пожалуй что, не откажемся!
Сонечка, Сонечка Мармеладова, вечная Сонечка, пока мир стоит! Жертву-то, жертву-то обе
вы измерили ли вполне? Так ли? Под силу ли? В пользу ли? Разумно ли? Знаете ли вы,
Дунечка, что Сонечкин жребий ничем не сквернее жребия с господином Лужиным? „Любви
тут не может быть“, — пишет мамаша. А что, если, кроме любви-то, и уважения не может
быть, а напротив, уже есть отвращение, презрение, омерзение, что же тогда? А и выходит
тогда, что опять, стало быть, „чистоту наблюдать“ придется. Не так, что ли? Понимаете
ли, понимаете ли вы, что значит сия чистота? Понимаете ли вы, что лужинская чистота всё

13 …за весь Шлезвиг-Гольштейн не отдаст… — Отторжение герцогств Шлезвиг и Гольштейн от Дании и
присоединение их к Пруссии было одной из целей войн Пруссии с Данией (1864) и Австрией (1866). В 1867
году Шлезвиг и Гольштейн стали прусскими провинциями. Все эти события систематически освещались
русскими газетами и журналами 60-х годов, в частности, журналом Достоевского «Время» (1861, №№ 1 и 4).

14 …скорее в негры пойдет к плантатору… — Гражданская война между Севером и Югом (1861–1865) и
борьба за освобождение негров в США находили живой отклик в русском обществе, передовых журналах и
газетах 60-х годов, которые часто прибегали к аналогиям между положением крепостных крестьян и негров в
Америке. В 1857 году вышел русский перевод «Хижины дяди Тома» Г. Бичер-Стоу, в 1862 году в приложении к
журналу Достоевского «Время» был напечатан перевод романа Р. Хильдрета «Белый раб». Оба эти
произведения, написанные сторонниками освобождения негров, живо рисовали отношения между ними и
плантаторами южных штатов.

15 …в латыши к остзейскому немцу… — О массовом бегстве крестьян-латышей из остзейских
(прибалтийских) губерний, вследствие эксплуатации их немецкими баронами, писали в 60-х годах русские
газеты (см., например, «Московские ведомости», 1865, № 115, 139).