Page 33 - Преступление и наказание

Петровны, поставляла ему на вид, что он отец и семьянин и что, наконец, как гнусно с его
стороны мучить и делать несчастною и без того уже несчастную и беззащитную девушку.
Одним словом, милый Родя, письмо это так благородно и трогательно написано, что я
рыдала, читая его, и до сих пор не могу его читать без слез. Кроме того, в оправдание Дуни,
явились, наконец, и свидетельства слуг, которые видели и знали гораздо больше, чем
предполагал сам господин Свидригайлов, как это и всегда водится. Марфа Петровна была
совершенно поражена и «вновь убита», как сама она нам признавалась, но зато вполне
убедилась в невинности Дунечкиной и на другой же день, в воскресенье, приехав прямо в
собор, на коленях и со слезами молила владычицу дать ей силу перенесть это новое
испытание и исполнить долг свой. Затем, прямо из собора, ни к кому не заезжая, приехала к
нам, рассказала нам всё, горько плакала и, в полном раскаянии, обнимала и умоляла Дуню
простить ее. В то же утро, нисколько не мешкая, прямо от нас, отправилась по всем домам в
городе и везде, в самых лестных для Дунечки выражениях, проливая слезы, восстановила ее
невинность и благородство ее чувств и поведения. Мало того, всем показывала и читала
вслух собственноручное письмо Дунечкино к господину Свидригайлову и даже давала
снимать с него копии (что, мне кажется, уже и лишнее). Таким образом ей пришлось
несколько дней сряду объезжать всех в городе, так как иные стали обижаться, что другим
оказано было предпочтение, и таким образом завелись очереди, так что в каждом доме уже
ждали заранее и все знали, что в такой-то день Марфа Петровна будет там-то читать это
письмо, и на каждое чтение опять-таки собирались даже и те, которые письмо уже несколько
раз прослушали и у себя в домах, и у других знакомых, по очереди. Мое мнение, что многое,
очень многое, тут было лишнее; но Марфа Петровна уже такого характера. По крайней мере
она вполне восстановила честь Дунечки, и вся гнусность этого дела легла неизгладимым
позором на ее мужа, как на главного виновника, так что мне его даже и жаль; слишком уже
строго поступили с этим сумасбродом. Дуню тотчас же стали приглашать давать уроки в
некоторых домах, но она отказалась. Вообще же все стали к ней вдруг относиться с
особенным уважением. Всё это способствовало главным образом и тому неожиданному
случаю, через который теперь меняется, можно сказать, вся судьба наша. Узнай, милый Родя,
что к Дуне посватался жених и что она успела уже дать свое согласие, о чем и спешу
уведомить тебя поскорее. И хотя дело это сделалось и без твоего совета, но ты, вероятно, не
будешь ни на меня, ни на сестру в претензии, так как сам увидишь, из дела же, что ждать и
откладывать до получения твоего ответа было бы нам невозможно. Да и сам ты не мог бы
заочно обсудить всего в точности. Случилось же так. Он уже надворный советник, Петр
Петрович Лужин, и дальний родственник Марфы Петровны, которая многому в этом
способствовала. Начал с того, что через нее изъявил желание с нами познакомиться, был как
следует принят, пил кофе, а на другой же день прислал письмо, в котором весьма вежливо
изъяснил свое предложение и просил скорого и решительного ответа. Человек он деловой и
занятый, и спешит теперь в Петербург, так что дорожит каждою минутой. Разумеется, мы
сначала были очень поражены, так как всё это произошло слишком скоро и неожиданно.
Соображали и раздумывали мы вместе весь тот день. Человек он благонадежный и
обеспеченный, служит в двух местах и уже имеет свой капитал. Правда, ему уже сорок пять
лет, но он довольно приятной наружности и еще может нравиться женщинам, да и вообще
человек он весьма солидный и приличный, немного только угрюмый и как бы
высокомерный. Но это, может быть, только так кажется с первого взгляда. Да и
предупреждаю тебя, милый Родя, как увидишься с ним в Петербурге, что произойдет в очень
скором времени, то не суди слишком быстро и пылко, как это и свойственно тебе, если на
первый взгляд тебе что-нибудь в нем не покажется. Говорю это на случай, хотя и уверена,
что он произведет на тебя впечатление приятное. Да и кроме того, чтоб обознать какого бы
то ни было человека, нужно относиться к нему постепенно и осторожно, чтобы не впасть в
ошибку и предубеждение, которые весьма трудно после исправить и загладить. А Петр
Петрович, по крайней мере по многим признакам, человек весьма почтенный. В первый же
свой визит он объявил нам, что он человек положительный, но во многом разделяет, как он