Page 177 - Война и мир 1 том

Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit
seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche
zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es
vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz
und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf
der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa-Walde verfolgen koennen, indem wir dem
Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu
dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne
Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [ Так как неприятель опирается левым крылом
своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница
позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его
правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы
займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на
фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским,
избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт
неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая
колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы,
казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден
стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось,
не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера,
устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с
вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми
усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в
то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович
значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда
нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен
диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного
французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы,
быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из
длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с
неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать
что-то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями,
как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту
и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на
Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий
взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [ Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но
довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к
Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров
сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над
разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он
несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные
наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив
табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно
было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным,
тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в
движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих
возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру,
столь самоуверенно, как школьникам-ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел