Page 98 - Война и мир 2 том

В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о
своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на-днях приедет в Петербург из-за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им
братьев-масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского
совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер
отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть
на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был
заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в
том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал
делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил
ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели
Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в
состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы
жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с
тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и
уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике
своем.
«Москва, 17-го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом.
Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто
никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за
исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он
принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак
рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о
том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел,
передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном
приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф
Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который
мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил
меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и
познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в
исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть
главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение.
Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но
вместе с тем эта-то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью,
мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по
нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем
пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно
увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании
Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине
души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная
обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя.
Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем
этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем
мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя
только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3)
достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут
показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или