Page 41 - Двенадцать стульев

Окрыленная вдова зашагала домой. А гадалка, сбросив карты в ящик, зевнула, показала
пасть пятидесятилетней женщины и пошла в кухню. Там она повозилась с обедом,
гревшимся на керосинке «Грец», по-кухарочьи вытерла руки о передник, взяла ведро с
отколовшейся местами эмалью ч вышла во двор за водой.
Она шла по двору, тяжело передвигаясь на плоских ступнях. Ее полуразвалившийся бюст
вяло прыгал в перекрашенной кофточке. На голове рос веничек седеющих волос. Она была
старухой, была грязновата, смотрела на всех подозрительно и любила сладкое. Если бы
Ипполит Матвеевич увидел ее сейчас, то никогда не узнал бы Елены Боур, старой своей
возлюбленной, о которой секретарь суда когда-то сказал стихами, что она «к поцелуям
зовущая, вся такая воздушная». У колодца мадам Боур была приветствована соседом
Виктором Михайловичем Полесовым, слесарем-интеллигентом, который набирал году в
бидон изпод бензина. У Полесова было лицо оперного дьявола, которого тщательно мазали
сажей перед тем как выпустить на сцену.
Обменявшись приветствиями, соседи заговорили о деле, занимавшем весь Старгород.

— До чего дожились, — иронически сказал Полесов, — вчера весь город обегал, плашек
три восьмых дюйма достать не мог. Нету. Нет! А трамвай собираются пускать.

Елена Станиславовна, имевшая о плашках в три восьмых дюйма такое же представление,
какое имеет о сельском хозяйстве слушательница хореографических курсов имени
Леонардо да Винчи, предполагающая, что творог добывается из вареников, все же
посочувствовала:
— Какие теперь магазины! Теперь только очереди, а магазинов нет. И названия у этих
магазинов самые ужасные. Старгико!..
— Нет, знаете, Елена Станиславовна, это еще что! У них четыре мотора «Всеобщей
Электрической Компании» остались. Ну, эти кое-как пойдут, хотя кузова та-акой хлам!..
Стекла не на резинах. Я сам видел. Дребезжать все будет... Мрак! А остальные моторы —
харьковская работа. Сплошной госпромцветмет. Версты не протянут. Я на них смотрел...

Слесарь раздраженно замолк. Его черное лицо блестело на солнце. Белки глаз были
желтоваты. Среди кустарей с мотором, которыми изобиловал Старгород, Виктор
Михайлович Полесов был самым непроворным и чаще других попадавшим впросак.
Причиной этого служила его чрезмерно кипучая натура. Это был кипучий лентяй. Он
постоянно пенился. В собственной его мастерской, помещавшейся во втором дворе дома №
7 по Перелешинскому переулку, застать его было невозможно. Потухший переносный горн
сиротливо стоял посреди каменного сарая, по углам которого были навалены проколотые
камеры, рваные протекторы «Треугольник», рыжие замки — такие огромные, что ими
можно было запирать города, — мягкие баки для горючего с надписями «Indian» и
«Wanderer», детская рессорная колясочка, навеки заглохшая динамка, гнилые сыромятные
ремни, промасленная пакля, стертая наждачная бумага, австрийский штык и множество
рваной, гнутой и давленой дряни. Заказчики не находили Виктора Михайловича. Виктор
Михайлович уже где-то распоряжался. Ему было не до работы. Он не мог спокойно видеть
въезжающего в свой или чужой двор ломовика с кладью. Полесов сейчас же выходил во
двор и, сложив руки за спиной, презрительно наблюдал действия возчика. Наконец, сердце
его не выдерживало.
— Кто же так заезжает? — кричал он ужасаясь. — Заворачивай!

Испуганный возчик заворачивал.
— Куда же ты заворачиваешь, морда? — страдал Виктор Михайлович, налетая на лошадь.
— Надавали бы тебе в старое время пощечин, тогда бы заворачивал.
Покомандовавши так с полчаса. Полесов собирался было уже возвратиться в мастерскую,
где ждал его непочиненный велосипедный насос, но тут спокойная жизнь города обычно
вновь нарушалась каким-нибудь недоразумением. То ка улице сцеплялись осями телеги, и
Виктор Михайлович указывал, как лучше всего и быстрее их расцепить, то меняли
телеграфный столб, и Полесов проверял его перпендикулярность к земле собственным,
специально вынесенным из мастерской отвесом; то, наконец, проезжал пожарный обоз, и
Полесов, взволнованный звуками трубы и испепеляемый огнем беспокойства, бежал за
колесницами.
Однако временами Виктора Михайловича настигала стихия реального действия. На