Page 100 - Рассказы

удивленно:
– Чем могу быть вам полезен?
Она внимательно всмотрелась в мое лицо.
– Вот он какой… – пробормотала она. – Таким я его себе почему-то и представляла.
Красив… Красив даже до сих пор… Хотя прошло уже около шести лет.
– Я вас не знаю, сударыня! – удивленно сказал я. Она печально улыбнулась.
– И я вас, сударь, не знаю. А вот привелось встретиться. И придется еще вести с вами
длинный разговор.
– Садитесь, пожалуйста. Я очень удивлен… Кто вы? Дама в трауре поднялась со стула,
на который только что опустилась, и, держась за его спинку, с грустной торжественностью
сказала:
– Я мать той женщины, которая любила вас шесть лет тому назад, которая нарушила
ради вас супружеский долг и которая… ну, об этом после. Теперь вы знаете, кто я?! Я – мать
вашей любовницы!..
Посетительница замолчала, считая, вероятно, сообщенные ею данные достаточными
для уяснения наших взаимоотношений. А я не считал эти данные достаточными. Я не считал
их типичными.
Я помедлил немного, ожидая, что она назовет, по крайней мере, фамилию или имя
своей дочери, но она молчала, печальная, траурная.
Потом повторила, вздыхая:
– Теперь вы знаете, кто я… И теперь я сообщу вам дальнейшее: моя дочь, а ваша
любовница, недавно умерла на моих руках, с вашим именем на холодеющих устах.
Я рассудил, что вполне приличным случаю поступком будет всплеснуть руками,
вскочить с дивана и горестно схватиться за голову:
– Умерла?! Боже, какой ужас!
– Так вы еще не забыли мою славную дочурку? – растроганно прошептала дама,
незаметно утирая уголком платка слезинку. – Подумать только, что вы расстались больше
пяти лет тому назад… Из-за вашей измены, как призналась она мне в минуту откровенности.
Я молчал, но мне было безумно тяжело, скверно и горько. Я чувствовал себя самым
беспросветным негодяем. Если бы у меня было больше мужества, я должен бы откровенно
сказать этой доброй, наивной старушке:
«Милая моя! Для тебя роман замужней женщины с молодым человеком – огромное
незабываемое событие в жизни, которое, по-твоему, должно сохраниться до самой гробовой
доски. – А я… я решительно не помню, о какой замужней даме говоришь ты… была ли это
Ася Званцева? Или Ирина Николаевна? Или Вера Михайловна Березаева?»
Я нерешительно поерзал на диване, потом бросил на посетительницу испытующий
взгляд и потом, свесив голову, осторожно спросил:
– Расскажите мне что-нибудь о вашей дочери…
– Да что ж рассказывать?.. Как вы знаете, они с мужем не сошлись характерами. Он ее
не понимал, не понимал души ее и запросов… А тут явились вы – молодой, интересный,
порывистый. Она всю жизнь помнила те слова, которые были сказаны вами при первом
сердечном объяснении… Помните?
– Помню, – нерешительно кивнул я головой, – как же не помнить!.. Впрочем, повторите
их. Так ли она вам передала.
– В тот вечер мужа ее не было дома. Пришли вы, какой-то особенный, «светлый», как
она говорила. Вы заметили, что у нее заплаканные глаза, и долго добивались узнать причину
слез. Она отказывалась… Тогда вы обвили рукой ее талию, привлекли ее к себе и тихо
сказали: «Счастье мое! Я вижу, тебя здесь никто не понимает, никто не ценит твоего
чудесного жемчужного сердца, твоей кристальной души. Ты совершенно одинока. Есть
только один, человек, который оценил тебя, сердце которого всецело в твоей власти…»
– Да, это мой приемчик, – задумчиво улыбнулся я. – Теперь я его уже бросил…
– Что?! – переспросила старушка.