Page 227 - Рассказы

правилами женского сложения. Но и то и другое – следствие твоего роста. Таковы уж все
маленькие женщины. Глаза красивые, но поставлены друг к другу ближе, чем следует. Ручка
малюсенькая, но ногти, хотелось бы, чтобы были поуже.
Она встала и отшатнулась от меня, бледная, с широко раскрытыми, остановившимися
глазами.
– Постой! И ты осмеливаешься говорить, что любишь меня?! Меня, с большой грудью,
с короткими ногами, с широкими ногтями – ты говоришь, что любишь меня?!!
Она упала на диван, и слезы, как вешние воды с гор, хлынули из глаз ее.
А я сидел, задумчиво опершись подбородком о свою спокойную холодную руку, и
внимательно рассматривал плачущую женщину.
И думал:
«Понять женщину легко, но объяснить ее трудно. Какое это нечеловеческое,
выдуманное чьей-то разгоряченной фантазией существо! Что может быть общего между
мной и ею, кроме физической близости и примитивных домашних интересов?»
А она рыдала, исходила слезами, изредка ударяясь головой о собственные, сложенные
на спинке дивана руки:
– А я-то, глупая, думала все время, что мы созданы друг для друга!! Еще давеча, когда
к чаю подали печенье и ты выбирал только соленое, то я подумала: Господи, как много
между нами общего, хым… хым…
– Между нами – общее?! Что за ересь говоришь ты? С какой стороны мы похожи друг
на друга? Я – большой, толстый, сильный, ты маленькая, хрупкая, закутанная в кружевные
тряпки и ленты. Я дымлю папиросами, как фабричная труба. Ты задыхаешься от этого дыма,
как моль от нафталина. Попробуй надеть на меня то, что носите вы: туфли на высоченных
каблуках, паутинные панталоны, кофточку из кисеи, корсет. Я сделаю несколько шагов и
последовательно: упаду, простужусь насмерть и задохнусь от корсета, одним словом –
погибну. Ну, что же общего между нами? А попробуй надеть мужской костюм на хорошо
сложенную женщину – и спереди и сзади это будет так нехудожественно, так неэстетично…
Правда, худые женщины могут надевать мужской костюм, но это только тогда, когда у них
нет ни груди, ни бедер, то есть когда они похожи на мужчину.
Она подняла на меня страдающие, заплаканные глаза…
– Это все пустяки, все внешние различия, а я говорю о духовном сродстве.
– Увы, где оно?.. Мужчина почти всегда духовно и умственно превосходит женщину…
Ее глаза засверкали.
– Да?!! Ты так думаешь? А что, если я тебе скажу, что у нас в Киеве были муж и жена
Тиняковы, и – знаешь ли ты это? – она окончила университет, была адвокатом, а он имел
рыбную торговлю!! Вот тебе!
– Дитя ты мое неразумное, – засмеялся я, ласково, как ребенка, усаживая ее на
колени. – Да ведь ты сама сейчас подчеркнула разницу между нами. Заметь, что я, мужчина,
всегда говорю о правиле, а ты – бедная логикой, обыкновенная женщина, – сейчас же
подносишь мне исключение. Бедная головушка! Все люди имеют на руках десять пальцев –
и я говорю об этом… А ты видела в паноптикуме мальчишку с двенадцатью пальцами – и
думаешь, что в этом мальчишке заключено опровержение всех моих теорий о десяти
пальцах.
– Ну, конечно, – удивилась она. – Как же можно говорить о том, что правило – десять
пальцев, когда (ты же сам говоришь!) существуют люди с двенадцатью пальцами.
Говоря это, она деловито бегала по комнате, уже забыв о своих горьких слезах, и
деловито переставляла какие-то фарфоровые фигурки и какие-то цветы в вазочках. И вся она
в своих туфельках на высоких каблуках, в нечеловеческом пеньюаре из кружев и ленточек, с
золотистой подстриженной кудрявой головкой и еще не высохшими от слез глазами, с ее
покровительственным тоном, которым она произнесла последние слова, – вся она, эта
спокойно чирикающая птица, не ведающая надвигающейся грозы моего к ней равнодушия, –
вся она, как вихрем, неожиданно закружила мое сердце.