Page 37 - Рассказы
P. 37
У него был такой вид, что я сжалился над заблудившимся импрессионистом.
– Вы знаете… Пусть это останется между нами. Но при условии, если вы дадите мне
слово исправиться и начать вести новую честную жизнь. Вы не будете выставлять таких
картин, а я буду помалкивать о вашем этом переживании. Ладно?
Он сморщил зеленое лицо в гримасу, но обещал.
Через неделю я увидел на другой выставке новую его картину: «Седьмая фуга
Чайковского, Оп. 9, изд. Ю. Г Циммермана».
Он не сдержал обещания. Я – тоже.
Магнит
I
Первый раз в жизни я имел свой собственный телефон. Это радовало меня, как ребенка.
Уходя утром из дому, я с напускной небрежностью сказал жене:
– Если мне будут звонить, спроси – кто и запиши номер.
Я прекрасно знал, что ни одна душа в мире, кроме монтера и телефонной станции, не
имела представления о том, что я уже восемь часов имею свой собственный телефон, но бес
гордости и хвастовства захватил меня в свои цепкие лапы, и я, одеваясь в передней, кроме
жены, предупредил горничную и восьмилетнюю Китти, выбежавшую проводить меня:
– Если мне будут звонить, спросите – кто и запишите номер.
– Слушаю-с, барин!
– Хорошо, папа!
И я вышел с сознанием собственного достоинства и солидности, шагал по улицам так
важно, что нисколько бы не удивился, услышав сзади себя разговор прохожих:
– Смотрите, какой он важный!
– Да, у него такой дурацкий вид, что будто он только что обзавелся собственным
телефоном.
II
Вернувшись домой, я был несказанно удивлен поведением горничной: она открыла
дверь, отскочила от меня, убежала за вешалку и, выпучив глаза, стала оттуда манить меня
пальцем.
– Что такое?
– Барин, барин, – шептала она, давясь от смеха. – Подите-ка, что я вам скажу! Как бы
только барыня не услыхала…
Первой мыслью моей было, что она пьяна; второй, что я вскружил ей голову своей
наружностью и она предлагает вступить с ней в преступную связь.
Я подошел ближе, строго спросив:
– Чего ты хочешь?
– Тш… барин. Сегодня к Вере Павловне не приезжайте ночью, потому ихний муж не
едет в Москву.
Я растерянно посмотрел на загадочное, улыбающееся лицо горничной и тут же решил,
что она по-прежнему равнодушна ко мне, но спиртные напитки лишили ее душевного
равновесия и она говорит первое, что взбрело ей на ум.
Из детской вылетела Китти, с размаху бросилась ко мне на шею и заплакала.
– Что случилось? – обеспокоился я.
– Бедный папочка! Мне жалко, что ты будешь слепой… Папочка, лучше ты брось эту
драную кошку, Бельскую.
– Какую… Бельс-ку-ю? – ахнул я, смотря ей прямо в заплаканные глаза.