Page 130 - Доктор Живаго

в снегу, вдаль уводившей стежке.
В это время в толпе произошел переполох. Где-то закричала старуха:
— Куда, кавалер? А деньги? Когда ты мне дал их, бессовестный? Ах ты, кишка
ненасытная, ему кричат, а он идет, не оглядывается. Стой, говорю, стой, господин товарищ!
Караул!
Разбой! Ограбили! Вон он, вон он, держи его!
— Это какой же?
— Вон, голомордый, идет, смеется.
— Это который драный локоть?
— Ну да, ну да. Держи его, басурмана!
— Это который на рукаве заплатка?
— Ну да, ну да. Ай, батюшки, ограбили!
— Что тут попритчилось?
— Торговал у бабки пироги да молоко, набил брюхо и фьють.
Вот, плачет, убивается.
— Нельзя этого так оставить. Поймать надо.
— Поди поймай. Весь в ремнях и патронах. Он тебе поймает.

10

В четырнадцатой теплушке следовало несколько набранных в трудармию. Их стерег
конвойный Воронюк. Из них по разным причинам выделялись трое. Это были: бывший
кассир петроградской казенной винной лавки Прохор Харитонович Притульев, кАстер, как
его звали в теплушке; шестнадцатилетний Вася Брыкин, мальчик из скобяной лавки, и седой
революционер-кооператор Костоед-Амурский, перебывавший на всех каторгах старого
времени и открывший новый ряд их в новое время.
Все эти завербованные были люди друг другу чужие, нахватанные с бору да с сосенки
и постепенно знакомившиеся друг с другом только в дороге. Из таких вагонных разговоров
выяснилось, что кассир Притульев и торговый ученик Вася Брыкин — земляки, оба —
вятские и, кроме того, уроженцы мест, которые поезд должен был миновать по прошествии
некоторого времени.
Мещанин города Малмыжа Притульев был приземистый, стриженный бобриком,
рябой, безобразный мужчина. Серый, до черноты пропотевший под мышками китель плотно
облегал его, как охватывает мясистый бюст женщины надставка сарафана. Он был молчалив,
как истукан, и, часами о чем-то задумываясь, расковыривал до крови бородавки на своих
веснущатых руках, так что они начинали гноиться.
Год тому назад он как-то шел осенью по Невскому и на углу Литейного угодил в
уличную облаву. У него спросили документы.
Он оказался держателем продовольственной карточки четвертой категории,
установленной для нетрудового элемента и по которой никогда ничего не выдавали. Его
задержали по этому признаку и вместе со многими, остановленными на улице на том же
основании, отправили под стражею в казармы. Собранную таким образом партию, по
примеру ранее составленной, рывшей окопы на Архангельском фронте, вначале
предполагали двинуть в Вологду, но с дороги вернули, и через Москву направили на
Восточный фронт.
У Притульева была жена в Луге, где он работал в предвоенные годы, до своей службы в
Петербурге. Стороной узнав о его несчастии, жена кинулась разыскивать его в Вологду,
чтобы вызволить из труд-армии. Но пути отряда разошлись с её розысками. Ее труды
пропали даром. Всё перепуталось.
В Петербурге Притульев проживал с сожительницей Пелагеей Ниловной Тягуновой.
Его остановили на перекрестке Невского как раз в ту минуту, когда он простился с нею на
углу, собравшись идти по делу в другую сторону, и среди мелькавших по Литейному