Page 134 - Доктор Живаго
P. 134

Другие громко подзадоривали:
                     — Так их, гаврилка! Не сдавай, паровая тяга!
                     Матрос, первым высвободившийся из снега и оказавшийся рыжим великаном с такой
               огромной  головой,  что  лицо  его  казалось плоским,  спокойно  повернулся  к  толпе  и тихим
               басом, с украинизмами, как Воронюк, сказал несколько слов, смешных своим совершенным
               спокойствием в необычайной ночной обстановке:
                     — Звиняюсь, шо це за гормидор? Як бы вы не занедужили на витру, громадяне. Ать с
               холоду до вагонив!
                     Когда  начавшая  разбредаться  толпа  постепенно  разошлась  по  теплушкам,  рыжий
               матрос приблизился к машинисту, который еще не совсем пришел в себя, и сказал:
                     — Фатит катать истерику, товарищ механик. Вылазть з ямы.
                     Даешь поихалы.

                                                              14

                     На другой день на тихом ходу с поминутными замедлениями, опасаясь схода со слегка
               завеянных  метелью  и  неразметенных  рельс,  поезд  остановился  на  покинутом  жизнью
               пустыре, в котором не сразу узнали остатки разрушенной пожаром станции.
                     На её закоптелом фасаде можно было различить надпись «Нижний Кельмес».
                     Не только железнодорожное здание хранило следы пожара.
                     Позади  за  станцией  виднелось  опустелое  и  засыпанное  снегом  селение,  видимо
               разделившее со станцией её печальную участь.
                     Крайний дом в селении был обуглен, в соседнем несколько бревен было подшиблено с
               угла  и  повернуто  торцами  внутрь,  всюду  на  улице  валялись  обломки  саней,  поваленных
               заборов,  рваного  железа,  битой  домашней  утвари.  Перепачканный  гарью  и  копотью  снег
               чернел  насквозь  выжженными  плешинами  и  залит  был  обледенелыми  помоями  со
               вмерзшими головешками, следами огня и его тушения.
                     Безлюдие в селении и на станции было неполное. Тут и там имелись отдельные живые
               души.
                     — Всей слободой горели? — участливо спрашивал соскочивший на перрон начальник
               поезда, когда из-за развалин навстречу вышел начальник станции.
                     — Здравствуйте. С благополучным прибытием. Гореть горели, да дело похуже пожара
               будет.
                     — Не понимаю.
                     — Лучше не вникать.
                     — Неужели Стрельников?
                     — Он самый.
                     — В чем же вы провинились?
                     — Да не мы. Дорога сбоку припеку. Соседи. Нам заодно досталось. Видите, селение в
               глубине? Вот виновники. Село Нижний Кельмес Усть-Немдинской волости. Всё из-за них.
                     — А те что?
                     — Да без малого все семь смертных грехов. Разогнали у себя комитет бедноты, это вам
               раз; воспротивились декрету о поставке лошадей в Красную армию, а заметьте, поголовно
               татары  —  лошадники,  это  два;  и  не  подчинились  приказу  о  мобилизации,  это  —  три,  как
               видите.
                     — Так, так. Тогда всё понятно. И за это получили из артиллерии?
                     — Вот именно.
                     — С бронепоезда?
                     — Разумеется.
                     — Прискорбно. Достойно сожаления. Впрочем, это не нашего ума дело.
                     — Притом дело минувшее. Новым мне нечем вас порадовать.
                     Сутки-другие у нас простоите.
   129   130   131   132   133   134   135   136   137   138   139