Page 64 - Доктор Живаго

отступлением. Мы очищали Галицию, занятую в первые месяцы военных действий.
Доктор Живаго, которого звали прежде Юрою; а теперь один за другим звали всё чаще
по имени-отчеству, стоял в коридоре акушерского корпуса гинекологической клиники,
против двери палаты, в которую поместили только что привезенную им жену Антонину
Александровну. Он с ней простился и дожидался акушерки, чтобы уговориться с ней о том,
как она будет извещать его, в случае надобности, и как он будет у нее осведомляться о
состоянии Тониного здоровья.
Ему было некогда, он торопился к себе в больницу, а до этого должен был еще заехать
к двум больным с визитом на дом, а он попусту терял драгоценное время, глазея в окно на
косую штриховку дождя, струи которого ломал и отклонял в сторону порывистый осенний
ветер, как валит и путает буря колосья в поле.
Еще было не очень темно. Глазам Юрия Андреевича открывались клинические
задворки, стеклянные террасы особняков на Девичьем поле, ветка электрического трамвая,
проложенная к черному ходу одного из больничных корпусов.
Дождь лил самым неутешным образом, не усиливаясь и не ослабевая, несмотря на
неистовства ветра, казалось, обострявшиеся от невозмутимости низвергавшейся на землю
воды.
Порывы ветра терзали побеги дикого винограда, которыми была увита одна из террас.
Ветер как бы хотел вырвать растение целиком, поднимал на воздух, встряхивал на весу и
брезгливо кидал вниз, как дырявое рубище.
Мимо террасы к клинике подошел моторный вагон с двумя прицепами. Из них стали
выносить раненых.
В московских госпиталях, забитых до невозможности, особенно после Луцкой
операции, раненых стали класть на лестничных площадках и в коридорах. Общее
переполнение городских больниц начало сказываться на состоянии женских отделений.
Юрий Андреевич повернулся спиной к окну и зевал от усталости. Ему не о чем было
думать. Неожиданно он вспомнил. В хирургическом отделении Крестовоздвиженской
больницы, где он служил, умерла на днях больная. Юрий Андреевич утверждал, что у нее
эхинококк печени. Все с ним спорили. Сегодня её вскроют. Вскрытие установит истину. Но
прозектор их больницы — запойный пьяница. Бог его знает, как он за это примется.
Быстро стемнело. Стало невозможно разглядеть что-нибудь за окном. Словно
мановением волшебного жезла во всех окнах зажглось электричество.
От Тони через маленький тамбурчик, отделявший палату от коридора, вышел главный
врач отделения мастодонт-гинеколог, на все вопросы всегда отвечавший возведением глаз к
потолку и пожиманием плеч. Эти движения на его мимическом языке означали, что, как ни
велики успехи знания, есть, мой друг Горацио, загадки, перед которыми наука пасует.
Он прошел мимо Юрия Андреевича, с улыбкой поклонившись ему, и произвел
несколько плавательных движений пухлыми руками с толстыми ладонями в смысле того, что
приходится ждать и смиряться, и направился по коридору покурить в приемную.
Тогда к Юрию Андреевичу вышла ассистентка неразговорчивого гинеколога, по
словоохотливости полная ему противоположность.
— На вашем месте я поехала бы домой. Я вам завтра позвоню в Крестовоздвиженскую
общину. Едва ли это начнется раньше. Я уверена, что роды будут естественные, без
искусственного вмешательства. Но, с другой стороны, кое-какая узость таза, второе
затылочное положение, в котором лежит плод, отсутствие у нее болей и незначительность
сокращений вызывают некоторые опасения. Впрочем, рано предсказывать. Все зависит от
того, какие она будет вырабатывать потуги, когда начнутся роды. А это покажет будущее.
На другой день в ответ на его телефонный звонок подошедший к аппарату больничный
сторож велел ему не вешать трубки, пошел справляться, протомил его минут десять и принес
в грубой и несостоятельной форме следующие сведения: «Велено сказать, скажи, говорят,
привез жену слишком рано, надо забирать обратно». Взбешенный Юрий Андреевич
потребовал к телефону кого-нибудь более осведомленного. — «Симптомы обманчивы, —