Page 67 - Доктор Живаго

историю. Но в нем, бывшем реалисте, вдруг проснулась заглохшая было страсть к
математике, физике и точным наукам. Путем самообразования он овладел всеми этими
предметами в университетском объеме. Он мечтал при первой возможности сдать по ним
испытания при округе, переопределиться по какой-нибудь математической специальности и
перевестись с семьею в Петербург. Усиленные ночные занятия расшатали здоровье Павла
Павловича. У него появилась бессонница.
С женой у него были хорошие, но слишком непростые отношения. Она подавляла его
своей добротой и заботами, а он не позволял себе критиковать ее. Он остерегался, как бы в
невиннейшем его замечании не послышался ей какой-нибудь мнимо затаенный упрек, в том,
например, что она белой, а он — черной кости, или в том, что до него она принадлежала
другому.
Боязнь, чтобы она не заподозрила его в какой-нибудь несправедливо-обидной
бессмыслице, вносила в их жизнь искусственность. Они старались переблагородничать друг
друга и этим всё осложняли.
У Антиповых были гости, несколько педагогов — товарищей Павла Павловича,
начальница Лариной гимназии, один участник третейского суда, на котором Павел Павлович
тут однажды выступал примирителем, и другие. Все они, с точки зрения Павла Павловича,
были набитые дураки и дуры. Он поражался Ларе, любезной со всеми, и не верил, чтобы
кто-нибудь тут мог искренне нравиться ей.
Когда гости ушли, Лара долго проветривала, подметала комнаты, мыла с Марфуткою
на кухне посуду. Потом, удостоверившись, что Катенька хорошо укрыта и Павел спит,
быстро разделась, потушила лампу и легла рядом с мужем с естественностью ребенка,
взятого в постель к матери.
Но Антипов притворялся, что спит, — он не спал. У него был припадок обычной за
последнее время бессонницы. Он знал, что проваляется еще так без сна часа три-четыре.
Чтобы нагулять себе сон и избавиться от оставленного гостями табачного чада, он тихонько
встал и в шапке и шубе поверх нижнего белья вышел на улицу.
Была ясная осенняя ночь с морозом. Под ногами у Антипова звонко крошились
хрупкие ледяные пластинки. Звездное небо, как пламя горящего спирта, озаряло голубым
движущимся отсветом черную землю с комками замерзшей грязи.
Дом, в котором жили Антиповы, находился в части города, противоположной
пристани. Дом был последним на улице. За ним начиналось поле. Его пересекала железная
дорога. Близ линии стояла сторожка. Через рельсы был проложен переезд.
Антипов сел на перевернутую лодку и посмотрел на звезды.
Мысли, к которым он привык за последние годы, охватили его с тревожною силой. Ему
представилось, что их рано или поздно надо додумать до конца, и лучше это сделать сегодня.
Так дальше не может продолжаться, — думал он. — Но ведь все это можно было
предвидеть раньше, он поздно хватился.
Зачем позволяла она ему ребенком так заглядываться на себя и делала из него, что
хотела? Отчего не нашлось у него ума вовремя отказаться от нее, когда она сама на этом
настаивала зимою перед их свадьбой? Разве он не понимает, что она любит не его, а свою
благородную задачу по отношению к нему, свой олицетворенный подвиг? Что общего между
этой вдохновенной и похвальною миссией и настоящей семейной жизнью? Хуже всего то,
что он по сей день любит её с прежнею силой. Она умопомрачительно хороша. А может
быть и у него это не любовь, а благодарная растерянность перед её красотою и
великодушием?
Фу ты, разберись-ка в этом! Тут сам чорт ногу сломит.
Так что же в таком случае делать? Освободить Лару и Катеньку от этой подделки? Это
даже важнее, чем освободиться самому. Да, но как? Развестись? Утопиться? — Фу, какая
гадость, — возмутился он. — Ведь я никогда не пойду на это.
Тогда зачем называть эти эффектные мерзости хотя бы в мыслях?
Он посмотрел на звезды, словно спрашивая у них совета. Они мерцали, частые и