Page 138 - Донские рассказы
P. 138

III
                Председатель трибунала, бывший бондарь, с приземистой сцены народного дома бросил,
                будто новый звонкий обруч на кадушку набил:
                – Расстрелять!..

                Двух повели к выходу… В последнем Бодягин отца спознал. Рыжая борода только по
                краям заковылилась сединой. Взглядом проводил морщинистую, загорелую шею, вышел
                следом.
                У крыльца начальнику караула сказал:
                – Позови ко мне вот того, старика.

                Шагал старый, понуро сутулился, узнал сына, и горячее блеснуло в глазах, потом
                потухло. Под взъерошенное жито бровей спрятал глаза.

                – С красными, сынок?

                – С ними, батя.
                – Тэ-э-эк… – В сторону отвел взгляд.
                Помолчали.

                – Шесть лет не видались, батя, и говорить нечего?

                Старик зло и упрямо наморщил переносицу.
                – Почти не к чему… Стёжки нам выпали разные. Меня за мое ж добро расстрелять надо,
                за то, что в свой амбар не пущаю, – я есть контра, а кто по чужим закромам шарит, энтот
                при законе? Грабьте, ваша сила.
                У продкомиссара Бодягина кожа на острых изломах скул посерела.

                                                               ́
                – Бедняков мы не грабим, а у тех, кто чужим потом наживался, метем под гребло. Ты
                первый батраков всю жизнь сосал!
                – Я сам работал день и ночь. По белу свету не шатался, как ты!
                – Кто работал – сочувствует власти рабочих и крестьян, а ты с дрекольем встретил… К
                плетню не пустил… За это и на распыл пойдешь!..
                У старика наружу рвалось хриплое дыхание. Сказал голосом осипшим, словно оборвал
                тонкую нить, до этого вязавшую их обоих:
                – Ты мне не сын, я тебе не отец. За такие слова на отца будь трижды проклят,
                анафема… – сплюнул и молча зашагал. Круто повернулся, крикнул с задором
                нескрытым: – Нно-о, Игнашка!.. Нешто не доведется свидеться, так твою мать! Идут с
                Хопра казаки вашевскую власть резать. Не умру, сохранит Матерь Божия, – своими
                руками из тебя душу выну.
                Вечером за станцией мимо ветряка, к глинищу, куда сваливается дохлая скотина,
                свернули кучкой. Комендант Тесленко выбил трубку, сказал коротко:

                – Становитесь до яру ближче…
                Бодягин глянул на сани, ломтями резавшие лиловый снег сбочь дороги, сказал
                придушенно:
                – Не серчай, батя…

                Подождал ответа.
                Тишина.
   133   134   135   136   137   138   139   140   141   142   143