Page 327 - Донские рассказы

III
После похорон отца на третий или на четвертый день мать спросила у Федора:

– Ну, Федя, как же мы с тобой будем жить?
Федор сам не знал, как надо жить и что делать после отцовой смерти.

Был хозяин – налаженно и прочно шла жизнь, шла, как повозка, с тяжелым грузом.
Иной раз было трудно изворачиваться, но Наум как-то умел устроиться так, что семья
даже в голодный год особого голода не испытывала, а в остальное время было вовсе
спокойно и хорошо: если не было достатков, как у мужиков-богатеев с первой улицы, то
не было и той нужды, какую испытывали соседи Наума, жившие рядом с ним по второй
улице. А теперь, после того как хозяйство лишилось заправилы, не только Федор
растерялся, но и мать. Кое-как вспахали полдесятины под пшеницу, засевал Прохор,
сосед, но всходы вышли незавидные – редкие и чахлые.
́
– Иди, сынок, нанимайся к добрым людям в работники, а я пойду по миру… – сказала
как-то мать. – Может, через год, через два наскитаемся, деньжонок на лошадь соберем, а
тогда уж своим хозяйством заживем… Ты как?..
– Выгадывать нечего, – хмуро отозвался Федор, – крути не крути, а в люди идтить
придется…
Вечером того же дня стоял Федор у крыльца Захарова дома (первый богатей в соседнем
Хреновском поселке), мял в руках отцов, заношенный до блеска, картуз, говорил, с
трудом вырывая из горла прилипавшие слова:
– Работать буду по совести… работы не боюсь. Жалованье – какое положите.

Сам Захар Денисович, мужик малосильный, согнутый какой-то нутряной болезнью,
сидел на порожках крыльца и в упор, не мигая, разглядывал Федора водянистыми,
расплывчатыми глазами.
– Работник мне нужен – это верно. Одно вот, молод ты, паренек, нет в тебе мужеской
силы, и за мужика ты не сработаешь, это точно. А какую цену ты с меня положишь?
– Какую дадите.

– Ну, все ж таки?
Федор вспотел, тряхнул картуз и, смущенный, поднял глаза.

– Кладите, чтоб и вам и мне было не обидно.
– Полтина в месяц, вот моя цена. Харчи мои, одежка-обувка твоя. А? – Он вопросительно
уставился на Федора. – Согласен?
Федор зажмурил глаза, подсчитывал, быстро шевеля пальцами свободной руки: «В месяц
– полтинник, а два – рупь… За год – шесть рублев…» Вспомнил, что на рынке за самую
немудрящую лошаденку запрашивали восемьдесят рублей, и ужаснулся, высчитав, что
за эти деньги надо будет работать тринадцать лет!..

– Ты чего губами шлепаешь? Ты говори: согласен или нет? – морщась от поднявшегося в
груди колотья, скрипел Захар Денисович.
– Что ж, дяденька… почти задарма…

– Как – задарма? А кормежка, во что она мне влезет? Рассуди сам… – Захар Денисович
закашлялся и махнул рукой.

Федор, твердо помня советы матери, решил не наниматься меньше чем за рубль в месяц,
а Захар Денисович, закатывая в кашле глаза, обрывками думал: «Этого полудурня никак
нельзя упустить. Клад. Собой здоровый, он у меня за быка будет ворочать. Такой
меделян черту рога сломит, не то что… Знающий себе цену рабочий на летнюю пору не
наймется и за пятерик, а этого за рублевку можно нанять…»