Page 335 - Донские рассказы
P. 335

отважности! Иди! С богом! Но денег я и гроша не дам!.. И лохуны твои не дам
                забрать!.. – Захар Денисович подавился ругательством, закашлялся и, выпучив рачьи
                глаза, долго гладил и мял руками подрагивающий живот. – За мои к тебе отношения
                такую благодарность получаю… Забыл, что я твой благодетель, нужду твою прикрыл?..
                Заместо отца родного тебе, поганцу, был, и вот…

                Захар Денисович, прижмурившись, глядел на Федора. В первую минуту, как только
                Федор заявил об уходе, он сразу понял и учел, что это нанесет его хозяйству
                здоровенный убыток: во-первых, он потеряет работника, который работает на него, как
                бык, за кусок хлеба – и только; во-вторых, надо будет или нанимать за большие деньги
                другого, обувать, одевать его, да, чего доброго, еще (если попадется знающий, тертый в
                этих делах калач) и заключить письменный договор с сотней обязательств; а если не
                нанимать – то самому браться за работу, впрячься в проклятое ярмо, в то время как
                гораздо приятнее спать на солнышке и, ничего не делая, нагуливать жирок.

                Сначала Захар Денисович попробовал взять Федора на испуг и, видя, что это принесло
                известные результаты, решил ударить по совести:

                – И не стыдно тебе? И не совестно в глаза мне глядеть? Я тебя кормил-поил, а ты… Эх,
                Федор, Федор, так по-христьянски не делают. Да ты, чего доброго, не комсомолист ли?
                Это они, христопродавцы, смутьяны, так их распротак, могут подобное исделать!..
                Захар Денисович укоризненно покачал головой, искоса наблюдая за Федором.

                Федор стоял, опустив голову, переминая в руках картуз. Он понимал только одно: что все
                планы его, обдуманные, ночью, – о том, как скорее заработать денег на лошадь, – пошли
                прахом. Что-то непоправимо-тяжелое навалилось на него, и из-под этой беды ему уж не
                вырваться.
                Молча повернулся и пошел на гумно. Там уж пожаром полыхала работа: возили с
                дальних прикладов хлеб, пыхтела машина, орал Фрол-зубарь, пихая в ненасытную пасть
                молотилки вороха пахучего крупнозернистого хлеба, визжали бабы, подгребая солому, и
                оранжевым колыхающимся столбом вилась золотистая пыль.
   330   331   332   333   334   335   336   337   338   339   340