Page 340 - Донские рассказы
P. 340

X
                Утром, не дожидаясь завтрака, мать Федора засобиралась уходить.

                – Может, передневала бы? – нехотя спросил Федор.
                Он почему-то ощущал непреодолимый стыд за себя, за хозяина, за мать, за всю жизнь
                свою, такую безрадостную и постылую. Поэтому ему было совершенно безразлично,
                останется ли мать на день или нет, несмотря на то что еще вчера он ощущал при встрече
                с ней такую огромную солнечную радость.
                После всего происшедшего было бы лучше остаться одному со своими мыслями, со
                своим негодованием и озлобленностью против этого мира, где не у кого найти защиты,
                не у кого спросить совета и не от кого дождаться теплого слова участия.
                Мать тоже спешила уйти. Ей тяжело было глядеть на сына и еще тяжелее было
                встречаться за столом с ненавидящими, по-собачьему жадными глазами хозяев,
                провожавшими каждый кусок.
                – Нет, сынок, пойду уж я… Свидимся как-нибудь.

                – Что ж, иди, – безучастно процедил Федор.

                Попрощались. Федор вспомнил, что у матери нет на дорогу харчей.
                – Погоди, мама, пойду спрошу у хозяйки, может, хоть меру хлеба даст. Хозяин денег не
                платит, хлеба возьму в счет жалованья… Продашь…
                Хозяйка на просьбу Федора взяла ключи от амбара и пошла, не сказав ни слова. Отмыкая
                замок, спросила:

                – Мешок есть?
                – Есть.

                Федор, растопырив мешок, глядел в сторону, на коричневую стену закрома, заплетенную
                затейливым кружевом паутины. Хозяйка из неполной меры скупо цедила неочищенную,
                с озадками пшеницу.
                Скрипнула дверь. Животом вперед втиснулся хозяин, кинул жене:

                – Ступай в дом! – и мелкими шажками подошел к Федору.
                Тот, бережно опустив мешок, прислонился к стенке закрома. Ждал.

                – Ты что же это? – кривляясь засипел Захар Денисович. – Хлебец получаешь?..
                – Получаю.

                – Рабочих смущать! Смуту заводить! Хозяина в собственном доме за тебя чуть в морду не
                бьют, а ты мой хлеб… хлеб мой берешь… А?

                Федор молчал. Хозяин, меняясь лицом, подступал к нему все ближе и вдруг, заикаясь,
                пронзительным дискантом крикнул:
                – Вон из моего двора!.. Вон, сукин сын!..

                Федор левой рукой поднял мешок и шагнул к двери, но хозяин петухом налетел на него,
                вырвал из рук мешок и, широко взмахнув рукою, звонко ударил Федора по лицу.

                Желтые светлячки зарябили перед глазами. Багровый гнев помутил рассудок и текучим
                свинцом налил руки… Качнувшись, Федор схватил одной рукою ожиревшее горло
                хозяина, другою, сжатой в кулак, с силой ударил по запрокинутой голове.
                В три секунды подмятый Захар Денисович уже лежал под Федором, извиваясь толстой
                гадюкой, норовя укусить Федора за лицо. Федор, до крови закусив губы, тяжко бил по
   335   336   337   338   339   340   341   342   343   344   345