Page 347 - Донские рассказы

«Желаю вступить как я рабочий штоп очень навостриться и завлечь всех рабочих
батраков в комсамол так как комсамол батракам заместо кровной родни».

Рыбников прочитал и поморщился.
– Оно-то так, да уж больно ты нагородил… Ну да ладно, продерет!..

Собрание началось поздно вечером. В клубе заколыхался разноголосый шум. Выбрали
президиум собрания, Рыбников сделал доклад о международном положении, потом
перешли к делам текущим.

Федор с замиранием сердца ждал, когда прочтут его заявление.

Наконец-то Рыбников, покашливая и обводя собравшихся глазами, громко сказал:
– Поступило заявление от известного вам Федора Бойцова.

Он медленно прочитал заявление и, разглаживая на столе бумагу, спросил:
– Кто выскажется «за» и «против»?

Егор поднялся с задней скамьи и, поводя горбатым носом, заговорил:
– Чего там говорить! Парень из батраков, сын бедного мужика из Даниловки. Теперь
политически разбирается, может соответствовать… Чего там еще, принять!
– Кто против?

Никого не нашлось. Приступили к голосованию. Руки поднялись густым частоколом.
«За» – двадцать шесть: вся ячейка. Подсчитывая голоса, Рыбников с улыбкой глянул на
бледное счастливое лицо Федора.

– Продрал единогласно.
Федор с трудом досидел до конца собрания. Он плохо понимал, о чем говорили вокруг
него. Рыбников горячо нападал на Ерофея Чернова, осуждая за участие в игрищах; тот
оправдывался, ссылаясь на остальных ребят. До Федора словно сквозь глухую стену
долетали их голоса, а в уме своей дорогой, переплетаясь, шли мысли: «Теперь я в ихней
семье свой, а то все не то… как пасынок… Вот она, моя кровная родня, с ними хорошо –
плечо к плечу, стеной…»

Чей-то голос громко зыкнул:
– Цыцьте!.. Собрание считаю закрытым. Ванюха, ты перепишешь протокол?..

Загремели висячим замком, к выходу пошли, на ходу прикуривая и ежась от режущего
холода, проникавшего с надворья в коридор. Федор шел вместе с Егором и Рыбниковым.
По обмерзшим ступенькам сошли с крыльца и сразу ткнулись в здоровенный сугроб:
намело ветром за время собрания. Егор, кряхтя, полез через сугроб первый, Федор за
ним. На перекрестке Рыбников, прощаясь с Федором, крепко стиснул ему иззябшую
руку, сказал, близко заглядывая в глаза:
– Смотри, Федя, не подведи! На тебя у нас надёжа. Теперь ты закомсомолился, и на тебе
больше лежит ответственность за свои поступки, чем на беспартийном парне. Ну, да ты
знаешь. Прощай, друг!
Федор молча потряс ему руку, хотел ответить, но горло перехватила судорога. Молча
пошел догонять Егора и, чувствуя в горле все тот же вяжуще-радостный комок слез,
шептал про себя:

– Обабился я… раскис… Надо потверже, не махонький, а вот не могу!.. Счастье
навалилось… Давно ли думал, что на земле одно горе ходит и все люди чужие?..