Page 344 - Донские рассказы
P. 344

XII
                На другой день в полдень Федор уже подходил к хутору Дубовскому. Верст двадцать с
                лишним отмахал он с утра. К концу подбился, устали и ломотой налились ноги, особенно
                болели исколотые подошвы и икры.

                С горы хутор виден, как на ладошке: площадь с облупленной белой церквушкой, белые
                квадратики домов и сараев, зеленые вихры садов и дымчато-серые ручейки – улицы.

                Спустился под гору. У крайних дворов собаки встретили его ленивым лаем. Вышел на
                площадь. Рядом с опрятной школой блещут глянцевитой известкой стены нардома.
                Спросил у бежавшего мимо мальчишки:

                – Где у вас тут комсомол помещается?
                – А вот, в нардоме.

                Робко поднялся Федор на крыльцо и вошел в настежь распахнутую дверь. Откуда-то из
                глубины комнат доносились сдержанные голоса. Звуки шагов Федора гулко плескались
                под высоким крашеным потолком. В конце коридора, за дверью, голоса. Вошел. Человек
                шесть ребят, сидевших на подоконниках, на скрип двери повернули головы и, увидев
                незнакомое лицо, молча уставились на Федора.

                – Это и есть комсомол?
                – Он самый.

                – А кто у вас главный?
                – Я секретарь, – отозвался веснушчатый парень.

                – Тут дело к вам… – по-прежнему робея, заговорил Федор.
                – Садись, товарищ, рассказывай.

                Федора заботливо усадили на табуретку и окружили со всех сторон. Сначала он
                чувствовал себя неловко под перекрестными взглядами чужих ребят, но, глянув на
                простые, приветливые лица, вспомнил слова Фрола-зубаря: «Они тебе кровная родня», –
                вспомнил и разошелся; путаясь и волнуясь, рассказал про свою жизнь у Захара
                Денисовича; когда говорил обо всех снесенных обидах, непрошеные слезы невольно
                подступали к горлу, голос рвался, и трудно становилось дышать. Изредка взглядывая на
                ребят, боялся встретить в глазах их обидную насмешку, но все лица ребят были сурово
                нахмурены, дышали сочувствием, а у веснушчатого секретаря негодование сводило губы.
                Федор кончил, как осекся. Ребята молча переглянулись.
                – В суд? – спросил один из них, нарушая молчание.

                – Конешно, в суд! А то куда же? – запальчиво крикнул секретарь и повернулся к Федору:
                – А теперь ты где же устроился?

                – Нигде.
                – Живешь-то где?

                – Жил до этого в Даниловке, отец помер, мать побирается, и мне жить не при чем…
                – Что думаешь делать?

                – Сам не знаю, – нерешительно ответил Федор. – Работенку бы какую-нибудь…
                – Об этом не горюй, работу найдем.

                – Найдем!
                – Живи покуда у меня, – предложил один. Расспросив еще кое о каких подробностях,
                секретарь, по фамилии Рыбников, сказал Федору:
   339   340   341   342   343   344   345   346   347   348   349