Page 403 - Донские рассказы

выдадут тебе новую книжку. Вот мы с сынком и командируемся в Кашары походным
порядком.

Да оно, как тебе сказать, и не случись у меня этой аварии с коровой, я все равно подался
бы из Урюпинска. Тоска мне не дает на одном месте долго засиживаться. Вот уже когда
Ванюшка мой подрастет и придется определять его в школу, тогда, может, и я
угомонюсь, осяду на одном месте. А сейчас пока шагаем с ним по русской земле.
– Тяжело ему идти, – сказал я.

– Так он вовсе мало на своих ногах идет, все больше на мне едет. Посажу его на плечи и
несу, а захочет промяться – слезает с меня и бегает сбоку дороги, взбрыкивает, как
козленок. Все это, браток, ничего бы, как-нибудь мы с ним прожили бы, да вот сердце у
меня раскачалось, поршня надо менять… Иной раз так схватит и прижмет, что белый
свет в глазах меркнет. Боюсь, что когда-нибудь во сне помру и напугаю своего сынишку.
А тут еще одна беда: почти каждую ночь своих покойников дорогих во сне вижу. И все
больше так, что я – за колючей проволокой, а они на воле, по другую сторону…
Разговариваю обо всем и с Ириной и с детишками, но только хочу проволоку руками
раздвинуть – они уходят от меня, будто тают на глазах… И вот удивительное дело: днем я
всегда крепко себя держу, из меня ни «оха», ни вздоха не выжмешь, а ночью проснусь, и
вся подушка мокрая от слез…
В лесу послышался голос моего товарища, плеск весла по воде.

Чужой, но ставший мне близким человек поднялся, протянул большую, твердую, как
дерево, руку:
– Прощай, браток, счастливо тебе!

– И тебе счастливо добраться до Кашар.

– Благодарствую. Эй, сынок, пойдем к лодке.
Мальчик подбежал к отцу, пристроился справа и, держась за полу отцовского ватника,
засеменил рядом с широко шагавшим мужчиной.
Два осиротевших человека, две песчинки, заброшенные в чужие края военным ураганом
невиданной силы… Что-то ждет их впереди? И хотелось бы думать, что этот русский
человек, человек несгибаемой воли, выдюжит, и около отцовского плеча вырастет тот,
который, повзрослев, сможет все вытерпеть, все преодолеть на своем пути, если к этому
позовет его Родина.
С тяжелой грустью смотрел я им вслед… Может быть, все и обошлось бы благополучно
при нашем расставании, но Ванюшка, отойдя несколько шагов и заплетая куцыми
ножками, повернулся на ходу ко мне лицом, помахал розовой ручонкой. И вдруг словно
мягкая, но когтистая лапа сжала мне сердце, и я поспешно отвернулся. Нет, не только
во сне плачут пожилые, поседевшие за годы войны мужчины. Плачут они и наяву. Тут
главное – уметь вовремя отвернуться. Тут самое главное – не ранить сердце ребенка,
чтобы он не увидел, как бежит по твоей щеке жгучая и скупая мужская слеза…

1956