Page 114 - Мастер и Маргарита

Ничего страшного, торжественного и медицинского не было в этой продолговатой комнате.
— Что с вами? — спросил приятным голосом профессор Кузьмин и несколько
тревожно поглядел на забинтованную голову.
— Сейчас из достоверных рук узнал, — ответил буфетчик, одичало поглядывая на
какую-то фотографическую группу за стеклом, — что в феврале будущего года умру от рака
печени. Умоляю остановить.
Профессор Кузьмин как сидел, так и откинулся на кожаную готическую спинку кресла.
— Простите, не понимаю вас… вы что, были у врача? Почему у вас голова
забинтована?
— Какого там врача?… Видели бы вы этого врача!.. — Он вдруг застучал зубами. — А
на голову не обращайте внимания, не имеет отношения, — ответил буфетчик, — на голову
плюньте, она здесь ни при чем. Рак печени, прошу остановить.
— Да позвольте, кто вам сказал?
— Верьте ему, — пламенно попросил буфетчик, — уж он знает.
— Ничего не понимаю, — пожимая плечами и отъезжая с креслом от стола, говорил
профессор. — Как же он может знать, когда вы помрете. Тем более, что он не врач!
— В четвертой палате, — ответил буфетчик.
Тут профессор посмотрел на своего пациента, на его голову, на сырые брюки и
подумал: «Вот еще не хватало! Сумасшедший!» Спросил:
— Вы пьете водку?
— Никогда не прикасался, — ответил буфетчик.
Через минуту он был раздет, лежал на холодной клеенчатой кушетке, и профессор мял
его живот. Тут, надо сказать, буфетчик значительно повеселел. Профессор категорически
утверждал, что сейчас, по крайней мере в данный момент, никаких признаков рака у
буфетчика нет. Но что раз так… раз он боится и какой-то шарлатан его напугал, то нужно
сделать все анализы… Профессор строчил на листках бумаги, объясняя, куда пойти, что
отнести. Кроме того, дал записку к профессору-невропатологу Буре, объясняя буфетчику,
что нервы у него в полном беспорядке.
— Сколько вам платить, профессор? — нежным и дрожащим голосом спросил
буфетчик, вытаскивая толстый бумажник.
— Сколько хотите, — отрывисто и сухо ответил профессор.
Буфетчик вынул тридцать рублей и выложил их на сверх стол, а затем неожиданно
мягко, как будто бы кошачьей лапкой оперируя, положил червонцев звякнувший столбик в
газетной бумажке.
— А это что такое? — спросил Кузьмин и подкрутил ус.
— Не брезгуйте, гражданин профессор, — прошептал буфетчик, — умоляю —
остановите рак.
— Уберите сейчас же ваше золото, — сказал профессор, гордясь собой, — вы бы лучше
за нервами смотрели. Завтра же дайте мочу на анализ, не пейте много чаю и ешьте без соли
совершенно.
— Даже суп не солить? — спросил буфетчик.
— Ничего не солить, — приказал Кузьмин.
— Эхх!.. — тоскливо воскликнул буфетчик, умиленно глядя на профессора, забирая
десятки и задом пятясь к двери.
Больных в тот вечер у профессора было немного, и с приближением сумерек ушел
последний. Снимая халат, профессор глянул на то место, где буфетчик оставил червонцы, и
увидел, что никаких червонцев там нет, а лежат три этикетки с бутылок «Абрау-Дюрсо».
— Черт знает что такое! — пробормотал Кузьмин, волоча полу халата по полу и
ощупывая бумажки, — он, оказывается, не только шизофреник, но и жулик! Но я не могу
понять, что ему понадобилось от меня? Неужели записка на анализ мочи? О! Он украл
пальто! — и он кинулся в переднюю, опять-таки в халате на один рукав. — Ксения
Никитишна! — пронзительно закричал он в дверях передней, — посмотрите, пальто целы?