Page 31 - Мещане

Eлена. Старики убиты… жалко их!
(Тетерев молча пожимает плечами.)
Степанида (бежит вон из комнаты). Батюшки! А про кухню-то забыла…
Елена. И отчего? Что случилось? Бедная Таня… как, должно быть, больно ей…
(Морщится и вздрагивает.) Ведь это больно? Очень? Страшно?
Тетерев. Не знаю. Я никогда не пил нашатырного спирта…
Елена. Как вы можете шутить?
Тетерев. Я не шучу…
Елена (подходит к двери в комнату Петра, заглядывает в нее). А Пе… Петр Васильевич
еще все там, у нее?
Тетерев. Очевидно… ибо он оттуда не выходил…
Елена (задумчиво). Воображаю, как на него это подействовало!.. (Пауза.) Когда я…
когда мне случается видеть… что-нибудь подобное этому… я ощущаю в себе ненависть к
несчастью…
Тетерев (улыбаясь). Это похвально…
Елена. Вы понимаете? Так бы вот схватила его, бросила себе под ноги и раздавила…
всё, навсегда!
Тетерев. Несчастье?
Елена. Ну, да! Я его не боюсь, а именно – не-на-ви-жу! Я люблю жить весело,
разнообразно, люблю видеть много людей… и я умею делать так, чтобы и мне и тем, кто
около меня, жилось легко, радостно…
Тетерев. Паки похвально!
Елена. И – знаете что? Я вам покаюсь… я очень черствая… такая жесткая! Я ведь и
людей несчастных не люблю… Понимаете – есть такие люди, которые всегда несчастны, что
хотите, делайте с ними! Наденьте на голову такому человеку вместо шляпы – солнце, – что
может быть великолепнее! – он все же будет ныть и жаловаться: «Ах, я так несчастен! я так
одинок! Никто не обращает на меня внимания… Жизнь темна и скучна… Ох! Ах! Ой!
Увы!..» Когда я вижу такого барина, то чувствую злое желание сделать его еще более
несчастным…
Тетерев. Милая барыня! Я – тоже покаюсь… Терпеть не могу, когда женщины
философствуют, но когда вы рассуждаете, – мне хочется целовать вам ручки…
Елена (лукаво и капризно). Только? И только тогда, когда рассуждаю?.. (Спохватясь.)
Ай-ай-ай! Я шучу… дурачусь, тогда как там – страдает человек…
Тетерев (указывая на дверь стариков). И там страдает. И всюду, куда бы вы ни указали
пальцем, – везде страдает человек! Такая уж у него привычка…
Елена. А все-таки ему больно….
Тетерев. Разумеется…
Елена. И нужно его пожалеть.
Тетерев. Не всегда… И едва ли даже когда-нибудь человека нужно пожалеть… Лучше
– помочь ему.
Елена. Всем не поможешь… и, не пожалевши, – не поможешь…
Тетерев. Барыня! Я рассуждаю так: страдания – от желаний. В человеке есть желания,
заслуживающие уважения, и есть желания, не заслуживающие такового. Помогите ему
удовлетворить те желания тела, кои необходимы для того, чтоб он был здоров и силен, и те,
которые, облагородив его, возвысят над скотом…
Елена (не слушая его). Может быть… может быть и так… Но что там делается? Что она
– уснула? Так тихо… что-то шепчут… Старики тоже… ушли, забились в свой угол… Как это
странно все! Вдруг – стоны, шум, крики, суета… и вдруг – тишина, неподвижность…
Тетерев. Жизнь! Покричат люди, устанут, замолчат… Отдохнут, – опять кричать будут.
Здесь же, в этом доме, – все замирает особенно быстро… и крик боли и смех радости…
Всякие потрясения для него – как удар палкой по луже грязи… И последним звуком всегда
является крик пошлости, феи здешних мест. Торжествующая или озлобленная, здесь она