Page 2 - Обелиск
P. 2
колхозный трактор – пахал под зябь. Навстречу нам шли машины, громоздко нагруженные
льнотрестой. В придорожной деревне Будиловичи ярко пламенели в палисадниках поздние
георгины, на огородах в распаханных бороздах с сухой, полегшей ботвой копались
деревенские тетки – выбирали картофель. Природа полнилась мирным покоем погожей
осени; тихая человеческая удовлетворенность просвечивала в размеренном ритме извечных
крестьянских хлопот; когда урожай уже выращен, собран, большинство связанных с ним
забот позади, оставалось его обработать, подготовить к зиме и до следующей весны –
прощай, многотрудное и многозаботное поле.
Но меня эта умиротворяющая благость природы, однако, никак не успокаивала, а
только угнетала и злила. Я опаздывал, чувствовал это, переживал и клял себя за мою
застаревшую лень, душевную черствость. Никакие мои прежние причины не казались теперь
уважительными, да и вообще были ли какие-нибудь причины? С такой медвежьей
неповоротливостью недолго было до конца прожить отпущенные тебе годы, ничего не
сделав из того, что, может, только и могло составить смысл твоего существования на этой
грешной земле. Так пропади оно пропадом, тщетная муравьиная суета ради призрачного
ненасытного благополучия, если из-за него остается в стороне нечто куда более важное. Ведь
тем самым опустошается и выхолащивается вся твоя жизнь, которая только кажется тебе
автономной, обособленной от других человеческих жизней, направленной по твоему, сугубо
индивидуальному житейскому руслу. На самом же деле, как это не сегодня замечено, если
она и наполняется чем-то значительным, так это прежде всего разумной человеческой
добротой и заботою о других – близких или даже далеких тебе людях, которые нуждаются в
этой твоей заботе.
Наверно, лучше других это понимал Миклашевич.
И, кажется, не было у него особой на то причины, исключительной образованности или
утонченного воспитания, которые выделяли бы его из круга других людей. Был он
обыкновенным сельским учителем, наверно, не лучше и не хуже тысяч других городских и
сельских учителей. Правда, я слышал, что он пережил трагедию во время войны и чудом
спасся от смерти. И еще – что он очень болен. Каждому, кто впервые встречался с ним, было
очевидно, как изводила его эта болезнь. Но я никогда не слыхал, чтобы он пожаловался на
нее или дал бы кому-либо понять, как ему трудно. Вспомнилось, как мы с ним
познакомились во время перерыва на очередной учительской конференции. С кем-то
беседуя, он стоял тогда у окна в шумном вестибюле городского Дома культуры, и вся его
очень худая, остроплечая фигура с выпирающими под пиджаком лопатками и худой длинной
шеей показалась мне сзади удивительно хрупкой, почти мальчишечьей. Но стоило ему тут
же обернуться ко мне своим увядшим, в густых морщинах лицом, как впечатление сразу
менялось – думалось, что это довольно побитый жизнью, почти пожилой человек. В
действительности же, и я это знал точно, в то время ему шел только тридцать четвертый год.
– Слышал о вас и давно хотел обратиться с одним запутанным делом, – сказал тогда
Миклашевич каким-то глухим голосом.
Он курил, стряхивая пепел в пустой коробок из-под спичек, который держал в пальцах,
и я, помнится, невольно ужаснулся, увидев эти его нервно дрожащие пальцы, обтянутые
желтой сморщенной кожей. С недобрым предчувствием я поспешил перевести взгляд на его
лицо – усталое, оно было, однако, удивительно спокойным и ясным.
– Печать – великая сила, – шутливо и со значением процитировал он, и сквозь сетку
морщин на его лице проглянула добрая, со страдальческой грустью усмешка.
Я знал, что он ищет что-то в истории партизанской войны на Гродненщине, что сам
еще подростком принимал участие в партизанских делах, что его друзья-школьники
расстреляны немцами в сорок втором и что хлопотами Миклашевича в их честь поставлен
небольшой памятник в Сельце. Но вот, оказывается, было у него и еще какое-то дело, в
котором он рассчитывал на меня. Что ж, я был готов. Я обещал приехать, поговорить и по
возможности разобраться, если дело действительно запутанное, – в то время я еще не
потерял охоту к разного рода запутанным, сложным делам.