Page 134 - Пастух и пастушка

будку, маячившую на исходе полустанка, где он жил и изредка исполнял
обязанности стрелочника, да неизвестно, кого и чего сторожил.
Могильный холмик скоро окропило травою. В одно дождливое утро
размокшие
комки просек тюльпан, подрожал каплею на клюве, открыл розовый рот.
Корни
жилистых стенных трав и цветов ползли в глубь земли, нащупывали мертвое
тело
в неглубокой могиле, уверенно оплетали его, росли из него и цвели над ним.
...И, послушав землю, всю засыпанную пухом ковыля, семенами
степных
трав и никотинной полыни, она виновато сказала:
- А я вот живу. Ем хлеб, веселюсь по праздникам.- Низко склонившуюся
над землею, седую женщину с уже отцветающими древними глазами
засыпало
порошей семян. Солнце катилось за горбину степи, все так же калило небо
заря, и, слушая степь, она почему-то решила, что ом умер вечером.
Вечером так хорошо умирать.
Закат неторопливо погас. Сок его по жилам трав скатился в землю. Сухо и
чисто зашелестела степь. Скакало что-то на мохнатых лапах, то западая, то
выпрыгивая на чуть уже заметный свет. Это вырвало и гнало ветром куст до
тех
пор, пока он не упал в дотлевающий костерок зари.
- Господи! - вздохнула женщина и дотронулась губами до того, что было
могилой, но уже срослось с большим телом земли.

Костлявый татарник робкой мышью скребся о кол-пирамидку. Покой
окутывал
степь.
- Спи! Я пойду. Но я вернусь к тебе. Скоро. Совсем скоро мы будем
вместе... Там уж никто не в силах разлучить нас.
Она шла и видела не ночную, благостно шелестящую степь, а море, в
бескрайности которого качалась одиноким бакеном острая пирамидка, и
зыбко
было все в этом мире.
А он, или то, что было им когда-то, остался в безмолвной земле,
опутанный корнями трав и цветов, утихших до весны.
Остался один - посреди России.

1967-1971 - 198