Page 3 - Пастух и пастушка

Советские войска добивали почти уже задушенную группировку
немецких
войск, командование которой отказалось принять ультиматум о
безоговорочной
капитуляции и сейчас вот вечером, в ночи, сделало последнюю
сверхотчаянную
попытку вырваться из окружения.
Взвод Бориса Костяева вместе с другими взводами, ротами, батальонами,
полками с вечера ждал удара противника на прорыв.
Машины, танки, кавалерия весь день метались по фронту. В темноте уже
выкатывались на взгорок "катюши", поизорвали телефонную связь.
Солдаты,
хватаясь за карабины, зверски ругались с эрэсовцами - так называли на
фронте
минометчиков с реактивных установок - "катюш". На зачехленных
установках
толсто лежал снег. Сами машины как бы приосели на лапах перед
прыжком.
Изредка всплывали над передовой ракеты, и тогда видно делалось
стволы
пушчонок, торчащих из снега, длинные спички пэтээров. Немытой
картошкой,
бесхозяйственно высыпанной на снег, виделись солдатские головы в касках
и
шапках, там и сям церковными свечками светились солдатские костерки,

но
вдруг среди полей поднималось круглое пламя, взнимался черный дым - не
то
подорвался кто на мине, не то загорелся бензовоз либо склад, не то просто
плеснули горючим в костерок танкисты или шофера, взбодряя силу огня
и
торопясь доварить в ведре похлебайку.
В полночь во взвод Костяева приволоклась тыловая команда, принесла
супу
и по сто боевых граммов. В траншеях началось оживление.
Тыловая команда, напуганная глухой метельной тишиной, древним
светом
диких кострой - казалось, враг, вот он ползет-подбирается,- торопила с едой,
чтобы поскорее заполучить термосы и умотать отсюда. Храбро сулились
тыловики
к утру еще принести еды и, если выгорит, водчонки. Бойцы отпускать
тыловиков
с передовой не спешили, разжигали в них панику байками о том, как тут
много
противника кругом и как он, нечистый дух, любит и умеет ударять врасплох.