Page 2 - Пелагея

кровати и, по всему видать, только что проснулся: лицо потное, бледное, мокрые волосы
на голове скатались в косицы…

— На, господи, не вылежался! — выпалила она прямо с порога. — Мало ночи да дня —
уже и вечера прихватываешь.

— Нездоровится мне ноне, — виновато потупился Павел.
— Да уж как ни нездоровится, а до угори-то, думаю, мог бы дойти. И сено, — Пелагея
кивнула в сторону окошка за передком никелированной кровати, — срам людей с утра
валяется. Для того я вставала ни свет ни заря? Сам не можешь — дочь есть, а то бы и
сестрицу дорогую кликнул. Не велика барыня!

— День ангела у Онисьи сегодня.
— Большой праздник! Отпали бы руки, ежели бы брату родному пособила.

Хлопая пыльными, все еще не остывшими сапогами, которые плотнее обычного сидели
на затекшей ноге, Пелагея оглянула комнату — просторную, чистую, со светлым
крашеным полом, с белыми тюлевыми занавесками во все окно, с жирным фикусом,
царственно возвышающимся в переднем углу. Взглядом задержалась на ярко-красном
платье с белым ремешком, небрежно брошенном на стул возле комода, на котором
сверкали новехонькие, еще ни разу не гретые самовары.
— А та где, кобыла?

— Ушла. Девка — известно.
— Вот как, вот как у нас! Сам весь день на вылежке, дочи дома не оследится, а мати хоть
убейся. Одной мне надо…
Пелагея наконец скинула сапоги и повалилась на пол. Без всякой подстилки. Прямо на
голый крашеный пол. Минут пять, а то и больше лежала она недвижно, с закрытыми
глазами, тяжело, с присвистом дыша. Потом дыхание у нее постепенно выровнялось —
крашеный пол хорошо вытягивает жар из тела, и она, повернувшись лицом к мужу, стала
спрашивать его о домашних делах.
Самая главная и самая тяжелая работа по дому была сделана — Алька и корову подоила,
и травы на утро принесла. Еще ей радость доставил самоварчик, который, поджидая ее,
согрел Павел, — не все, оказывается, давил койку человек, справил свое дело и сегодня.
Она встала, выпила подряд пять чашек крепкого чаю без сахара — пустым-то чаем
скорее зальешь жар внутри, потом приподняла занавеску на окне и опять посмотрела в
огород. Лежит сено, целый день лежит, а ей уж не прибрать сегодня — отпали руки и
ноги…

— Нет, не могу, — сказала она и снова повалилась на пол, на этот раз на ватник,
услужливо разостланный мужем. — За вином-то сходил — нет? — спросила она немного
погодя.
— Сходил. Взял две бутылки.

— Ну, то ладно, ладно, мужик, — уже другим голосом заговорила Пелагея. — Надо вино-
то. Может, кто зайдет сегодня. Много ноне вина-то закупают?

— Закупают. Не все еще уехали к дальним сенам. Петр Иванович много брал. И белого и
красного.

— Как уж не много, — вздохнула Пелагея. — Большие гости будут. Антонида, говорят,
приехала, ученье кончила. Не видал?
— Нет.

— Приехала — поминал даве начальник орса. Из района, говорит, на катере вместе с
военным ехала, с офицером, — вроде как на природу поинтересоваться захотела. А какая
природа? Жениха ловит, взамуж выскочить поскорее хочет. — Пелагея помолчала. — А